– Оставляю это на вас, – спокойно произнес он, стараясь не замечать, что макушка Эмили доходит ему как раз до подбородка. Она была высокого роста и по размеру прекрасно подходила Дрейвену.
«Клянусь волосатыми пальцами ног святого Петра, нужно убираться от нее, – подумал он. – И чем скорее, тем лучше».
Ведь он только и думает о кровати, которая стоит в двух шагах от них. О кровати, которой он пользовался редко, но которой очень захотелось воспользоваться, пока Эмили находится в его комнате.
Дрейвен мысленно представил себе, как кладет ее на эту кровать, стягивает с нее одежду, как наслаждается ее роскошной молочно-белой кожей, ее нежным телом. Как входит в глубину ее жарких и влажных недр. Все тело Дрейвена затрепетало от вожделения.
– Я пришлю к вам Эдмонда, – сказал он и резко повернулся, намереваясь уйти, пока еще был в состоянии это сделать.
Но тут Эмили коснуласьего плеча. От этого прикосновения Дрейвен вдруг похолодел. Такая нежность была ему неведома, и мало кто прикасался к нему, если только не было надобности перевязать ему рану.
Он утратил дар речи, глядя на крошечную женскую ручку, лежащую у него на предплечье. Пальцы – длинные, гибкие, ухоженные ногти.
– Простите мне мою дерзость, милорд. Обычно я не так откровенна.
Дрейвен перевел взгляд с руки Эмили на ее темно-зеленые глаза, которые напоминали ему чудесный летний луг.
– Ваш отец говорил о вас как о самой нежной деве, которая когда-либо рождалась на свет.
На щеках Эмили появился легкий румянец, что очень шло ей. Дрейвену вновь захотелось коснуться губами ее высоких скул и длинных ресниц, ощутить ее дыхание. Но он напомнил себе, что никогда не узнает, какова она на вкус. Такие женщины носят в себе смерть, а он никогда не утратит самообладания. Никогда не отдаст свое тело во власть порывам, которые терзают его чресла.
– Отец часто преувеличивает мои добродетели, милорд.
– Но вашу красоту он не преувеличил, – прошептал Дрейвен.
Как эти слова сорвались с его языка? Румянец на щеках Эмили стал еще ярче, и выражение удовольствия на лице почти свело на нет все усилия Дрейвена. Сам того не сознавая, он шагнул, к ней, желая вдохнуть побольше ее сладкого, пьянящего женского запаха, желая почувствовать, как ее руки обовьются вокруг него, когда он…
«Уходи! – кричал рассудок. – Уходи, пока не утратил самообладание».
Не сказав больше ни слова, Дрейвен сделал то, чего еще ни разу в жизни не делал. Он ушел от конфликта.
Не оглянувшись, он покинул комнату, спустился по лестнице и вошел в зал. Его тело сотрясала мелкая дрожь, вызванная страстью к Эмили.
Дрейвен не мог даже вспомнить, когда в последний раз обладал женщиной, да и то это было примитивно, просто и быстро. Ни разу ему не захотелось провести с женщиной больше времени, чем это было необходимо, чтобы удовлетворить физиологические потребности.
Но Эмили была другая. Дрейвен и представить себе не мог ничего более замечательного, чем возможность всю ночь ласкать ее, прикасаться к телу руками, губами, языком.
Он не понимал, почему она вызывает у него такие чувства. Они только что познакомились, и вот…
Это казалось Дрейвену совершенно необъяснимым. Закрыв глаза, он прислонился к холодной каменной стене. Наверное, дело в том, что он дал клятву не прикасаться к ней.
Да, наверное, дело в этом.
Эмили для него запретный плод, и, хотя она может искушать его немилосердно, он не поддастся. Он поклялся на мощах святого Петра – на его пальце, – поклялся своей честью, что не прикоснется к ней ни в приступе гнева, ни в приступе вожделения. И он сдержит свою клятву, даже если это доведет его до безумия!
Эмили сидела одна в своей комнате перед открытым окном и клевала принесенный ей ужин. Честно говоря, еда вызывала у нее серьезные опасения. Учитывая, какая грязь в зале, можно представить себе, что творится в кухне.
Эдмонд, юноша лет двадцати, поменял солому в ее матраце и выдал свежие простыни. Служанка Элис вынесла из комнаты старый тростник и очистила очаг от сажи. Комната так и осталась унылой на вид, но теперь в ней стало хотя бы чисто. Эмили велела Элис устроить себе соломенную постель в этой же комнате, пока они не увидят остальные жилые помещения.
Эмили глотнула горького вина, и в этот момент дверь в ее комнату распахнулась.
– Дрейвен, я… – Голос Саймона замер – он увидел, что у окна сидит Эмили.
При виде его Эмили нахмурилась и поставила бокал на стол.
– А где Дрейвен? – спросил Саймон и огляделся вокруг.
– Не знаю, милорд. Почему вы ищете его здесь?
– Это его комната.
Услышав это, Эмили раскрыла рот и с недоумением оглядела простую кровать и строгие деревянные стулья. Почему Дрейвен отдал ей свою спальню?
– Он сказал, что я буду жить здесь.
– Прошу прощения за вторжение, миледи, – ответил Саймон, явно сбитый с толку, и вышел.
Эмили уставилась на закрытую дверь. С какой стати Дрейвен так поступил? Если бы она не была уверена в обратном, то решила бы, что у него на нее свои виды, но он не обращает на нее никакого внимания.
Да, поступки Дрейвена не поддаются никакому объяснению.
Вздохнув, Эмили выбросила все это из головы и принялась мысленно составлять список того, что ей нужно сделать завтра, чтобы в этом помещении можно было жить.
Через час пришла Элис и сказала, что все вещи сняты с повозок и их принесут сюда завтра. Женщины легли спать, не погасив свечи, опасаясь, что в темноте на них набросятся существа, более страшные, чем клопы.
Эмили всю ночь беспокойно ворочалась. Она не привыкла к таким жестким, ненадушенным матрацам и, поскольку никогда не проводила ночь нигде, кроме как в своей комнате, никак не могла привыкнуть к новым звукам и запахам.
Стоило ей ненадолго уснуть, как тут же во сне являлся мрачно-загадочный человек.
Она никогда не встречала таких людей, как Дрейвен, и не понимала, как с ним держать себя. Он казался Эмили одновременно и притягательным, и опасным. Она думала, что Дрейвен, если захочет, может быть по-настоящему страшен.
Если захочет…
Пока что он был добр, но столько людей боялись его, в том числе и отец, что это приводило Эмили в замешательство.
Мысли ее обратились к Найлзу и Джоанне. С виду Найлз обращался с Джоанной почтительно, но однажды Эмили увидела, как он бил свою лошадь из-за сломанной шпоры. И еще она видела, какой удар нанес Найлз своему сквайру, когда тот случайно уронил его меч.
Если ее отец может уважать такого человека и называть его другом и сыном, что же можно сказать о том, кого отец называет врагом?
Так кто же такой граф Рейвенсвуд – людоед или герой?
Как узнать это?
