– Сдается мне, – тихо произнесла молодая женщина, – что ты больше почета проявляешь ко мне, когда я под отеческим кровом, а не в твоем богатом доме.
– Ты вольна выбирать, – ответил Усмар и, направившись к двери, накинул на плечи свою большую соболью шубу.
Он оглянулся всего лишь раз, но не на Асгерд, а в сторону боковуши, где укрылась с мужем приезжая красавица. И от этого на сердце Асгерд стало совсем плохо.
Гуннхильд украдкой наблюдала за ней. Потом взяла ее за руку и отвела в сторону.
– Хочешь, я скажу отцу, чтобы он освободил тебя от постылого брака?
Асгерд опустила глаза и отрицательно покачала головой.
– Нет. Я люблю своего мужа, я сама его выбрала. И я жду от него ребенка.
Гуннхильд вздохнула. Что ж, красавицу Асгерд не единожды упреждали, что Усмар будет неподходящим для нее супругом. Но та хотела только его.
Вскоре в большом доме стало относительно тихо. Относительно, если учесть, сколько домочадцев улеглось тут на лавках, стоявших вдоль стен, и в задвинутых заслонками боковушах. В ночном сумраке то и дело слышались вздохи, какая-то возня, шорохи, порой негромкое хихиканье или кашель.
Стрелок раскинулся на покрытом шкурами ложе и силился разглядеть отодвинувшуюся к стене Свету. Она лежала тихо-тихо, но по ее дыханию он понимал, что она не спит. Медленно протянув во тьме руку, Стрелок погладил волосы жены. Очень мягкие и шелковистые, они так и заструились под его рукой. Тогда он придвинулся, обнял ее, легонько поцеловал в плечо.
– Ладо мое, княжна Светорада.
Только наедине, когда их не могли слышать, он решался назвать жену ее настоящим именем. Ибо на самом деле она была дочерью могущественного смоленского князя Эгиля Золото, просватанной невестой Игоря Киевского. Стрелок похитил красавицу Светораду с ее согласия прошлой осенью и прожил с ней в ладу и согласии эти полгода, пока они скитались по дальним пределам, уезжая все дальше и дальше, чтобы никто не признал в его прекрасной жене смоленскую княжну. Узнай их кто – и это повлекло бы за собой разлуку, а возможно, и гибель. Ибо они совершили неслыханное, сбежав из Киевских земель, из-под власти самого Олега Вещего и его воспитанника, молодого князя Игоря.
Светорада едва слышно всхлипнула, повернулась к мужу и обняла.
– Когда о родне расспрашивали… я так испугалась…
– Да ну? А я думал, моя Светка ничего не страшится. Ведь ты прекрасно справилась, даже мавка[42] лесная не смогла бы так сплести правду и ложь, чтобы все выглядело былиной, а не сказом надуманным.
– В самом деле? – встрепенулась Светорада, и по ее голосу он понял, что жена улыбается.
– Ты моя разумница. И то, что назвала своим отцом ярла Кари Неспокойного, тоже верно. Кто знает, где носило этого оглашенного по Руси, мало ли с кем он мог соединить свою судьбу. А Гуннар…
– Пожалуйста, Стемид… – тихо взмолилась Светорада Смоленская, тоже назвав мужа его прежним, настоящим, именем. – Пожалуйста, милый, не говори о нем.
Стемид, или, как его называли раньше, Стема Стрелок, промолчал. Он сжимал Светораду в объятиях, держа у груди свое самое ценное сокровище, и чувствовал, как гулко бьется ее сердце. Ему надо было успокоить жену, отвлечь от горестных дум, и он, не зная, как лучше это сделать, начал целовать ее. Светорада поначалу никак не отвечала на его ласки. Ее губы послушно и бестрепетно раскрылись навстречу его губам, она спокойно ощутила, как его рука скользнула по ее щеке и стала опускаться по шее, тут же зацепившись за тонкую золотую цепочку с кулоном.
– Ой, порвешь…
Стема засмеялся в темноте. Княжна очень дорожила этим украшением, по сути, последним, что осталось от ее некогда неслыханного богатства самой завидной невесты на Руси. Светорада считала, что это ее оберег, и никогда не расставалась с граненой каплей яркого рубина в оправе из искусно сделанных лепестков. Она прятала его под одеждой, ибо жене простого воина подобную роскошь носить не пристало. Хотя… чего там! Русские воины любили украшать своих жен. Но Светорада все равно прятала ото всех этот давний подарок, словно он мог выдать, с каких вершин она сошла ради свободы и любви.
– Княжна моя, – прошептал Стема у самых ее губ и поцеловал – сперва легко и медленно, потом все более настойчиво.
Он часто задышал, проникая языком в ее рот, и Светорада вздрогнула, сама обняла его, прижалась всем телом.
От нее пахло березой, мятой и теплом, ее кожа была как шелк, а волосы рассыпались, скользя по обнаженному телу. Стема упивался ее нежностью, ее пробуждавшейся страстью. О, она умела уступать!.. Он это знал и распалялся до дрожи. Но он никогда не брал ее с поспешностью. Даже когда скучал по ней. Вот и теперь он уже успел соскучиться. Дорога через лес, волнение, примут ли их в Ростове, суета, незнакомые лица, расспросы… От всего этого можно было уйти только к ней, только в нее…
Он нежно целовал жену, легко касаясь губами ее подбородка и спускаясь по нежной шее до ключицы. Светорада дышала все глубже, откинув голову; ее руки лохматили ему волосы, порхали по спине, ощущая игру его сильных мышц. Он чувствовал жар прильнувшего к его груди тела и твердость ее сосков. Когда он склонился к одному из них и сомкнул губы вокруг этого нежного бутона, Светорада не смогла сдержать стон и тут же зажала ладошкой рот, пугаясь, что их услышат. Но Стема лишь негромко засмеялся, вновь целуя ее. Он знал, что в любви Светорада несдержанна, но ему сейчас не было дела до того, прознает ли кто, чем они занимаются… В такие мгновения Светорада заслоняла собой весь мир, а он любил ее, испытывая только одно желание – довести ее до нетерпения и неразумности, чтобы она уже не могла ждать…
Ласкавшие его руки жены стали настойчивее и нетерпеливее – теперь они не порхали, а впивались в него, сжимая сильное тело мужа. Задыхаясь, она придвинулась вплотную, словно хотела протиснуться под него. Стема понял: она готова принять его. Они слились и замерли на какой-то миг, наслаждаясь испытанным ими чувством единения.
– Ты со мной, Стема…
– Я твой. Я люблю тебя, Светка.
Их движения сперва были медленными, плавными и глубокими. А потом пошло нарастание. Света выгибалась и тянула его на себя, а он яростно напирал, погружаясь в ее жаркое податливое лоно. Приподнявшись на локтях, Стема словно хотел разглядеть ее в темноте – растрепанную, слабую и горячечную одновременно. Он знал, какая она шальная и нетерпеливая, когда бьется под ним.
А потом, когда Светорада выгнулась в его руках, напрягшись в яростном порыве сближения, Стема лишь успел прижать ее голову к своему плечу. Она невольно вскрикнула и, судорожно вздохнув, затрепетала под ним. У него больше не было сил сдерживать себя, его сознание затуманилось, и он унесся за ней в слепящий мир радости, который они так щедро дарили друг другу.
