— Думаете, вы проявили к нему милосердие? — сардонически спросил один из санитаров, когда бедняга, наконец, скончался и Кристофер позволил унести его.
— Не к нему, — тихо ответил Кристофер, — возможно к ним. — Он кивнул на ряды коек, с которых на них смотрели раненые. Им важно верить, что если — или когда — придёт их время, к ним отнесутся хотя бы с толикой человечности.
Юный солдат на соседней с Кристофером койке не мог заботиться о себе, поскольку потерял одну руку и кисть второй. Так как свободных сестёр милосердия не было, Кристофер вызвался кормить его. Вздрагивая и морщась, когда опустился на колени перед койкой, Кристофер поднял голову юноши и помог ему выпить бульон.
— Капитан Фелан, — раздался жесткий голос одной из сёстер милосердия. Суровый облик и непривлекательная внешность были столь устрашающими, что солдаты предполагали — за глаза, разумеется, — что если бы ей дали сразиться с русскими, войне наступил бы конец за несколько часов.
Густые седые брови сестры удивлённо приподнялись, когда она увидела склонившегося у койки Кристофера.
— Опять создаёте проблемы? — спросила она. — Вернитесь в свою постель, капитан. И не покидайте её… если только не хотите заболеть настолько, что нам придётся продержать вас здесь очень долго.
Кристофер послушно ретировался на койку.
Сестра подошла ближе и приложила холодную ладонь к его лбу.
— Жар, — констатировала она. — Не двигайтесь с места, или мне придется привязать вас, капитан. — Она убрала руку и положила что-то ему на грудь.
Скосив глаза, Кристофер увидел, что она принесла ему пачку писем.
Пруденс.
Он жадно схватил свёрток, неуклюже пытаясь сломать печать. Там оказалось два письма.
Он подождал, пока сестра уйдет, и вскрыл письмо от Пруденс. При виде её почерка Кристофера захлестнули эмоции. Он хотел её, нуждался в ней так сильно, что не мог справиться с этими чувствами.
Каким-то образом, находясь за полмира вдали от неё, Кристофер умудрился влюбиться. Неважно, что он едва знал её. Он любил даже ту малость, которая была ему известна.
Он прочёл несколько строчек.
Слова, казалось, поменялись местами, как в детской алфавитной игре. Он ломал над ними голову, пока всё не встало на свои места.
«… Я не та, за кого вы меня принимаете… пожалуйста, возвращайтесь и отыщите меня…»
Он беззвучно произнёс её имя. Положив руку на грудь, прижал письмо к лихорадочно бьющемуся сердцу.
Что случилось с Пруденс?
Странное импульсивное письмо привело его в смятение.
— Я не та, за кого вы меня принимаете. — Он понял, что неслышно произносит это.
Разумеется, не та. И он тоже. Он вовсе не это разбитое, горящее в лихорадке создание на больничной койке, а она не пустоголовая кокетка, флиртующая со всеми подряд, за которую её принимали. Из переписки они узнали, что в каждом из них скрыто гораздо большее.
«…пожалуйста, возвращайтесь и отыщите меня …»
Его руки казались опухшими и непослушными, пока он возился, вскрывая второе письмо, от Одри. Из-за лихорадки он сделался неуклюжим. Разболелась голова… зачастил пульс… приходилось читать письмо между приступами боли.
Дорогой Кристофер,
Нет никакого способа смягчить мои слова. Состояние Джона ухудшилось. Смерть он встречает с теми же спокойствием и смирением, которые проявлял всю жизнь. К тому моменту, как ты получишь это письмо, он, без сомнения, будет уже мёртв…
Рассудок Кристофера отказывался воспринимать остальное. Позже будет время дочитать письмо. Время предаться скорби.
Никто не предполагал, что Джон заболеет. Он должен был мирно жить в Стоуни-Кросс и растить вместе с Одри детей. Он должен был встретить его там, когда Кристофер вернётся домой.
Кристоферу удалось повернуться на бок и натянуть на себя одеяло как можно выше. Вокруг солдаты продолжали убивать время… болтали, играли в карты, если могли. Великодушно и намеренно они не обращали на него внимания, предоставляя ему уединение, в котором он нуждался.
За десять месяцев, прошедших со времени написания последнего письма, Беатрис не получила от Кристофера Фелана ни весточки. Он писал Одри, но та, скорбя по Джону, очень неохотно говорила с кем-либо, даже с Беатрис.
Она лишь сообщила, что Кристофер был ранен, но после лечения в госпитале вернулся в строй. Непрестанно охотясь за любым упоминанием о Кристофере в газетах, Беатрис прочитала множество сообщений о его храбрости. За время многомесячной осады Севастополя Кристофер Фелан стал военнослужащим с самым большим количеством наград. Он был награждён орденом Бани[16] и медалью за Крымскую кампанию с планками[17] за Альму[18], Инкерман[19], Балаклаву[20] и Севастополь. Кроме того, он был удостоен французского ордена Почетного легиона, а также ордена Меджидие[21] от турков.
К огорчению Беатрис дружеские отношения с Пруденс стали более прохладными с того дня, как она сказала подруге, что больше не сможет писать Кристоферу.
— Но почему? — возразила Пруденс. — Я полагала, тебе нравится переписываться с ним.
— Больше нет, — подавленно ответила Беатрис.
Подруга смерила её недоверчивым взглядом.
— Я едва могу поверить в то, что ты способна так с ним поступить. Что он подумает, когда письма перестанут приходить?
Этот вопрос заставил желудок Беатрис сжаться от чувства вины и желания. С трудом она произнесла:
— Я больше не могу продолжать писать ему, не открыв всей правды. Эта переписка стала слишком личной. Я … мои чувства затронуты. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?
— Всё, что я понимаю, — так это то, что ты слишком эгоистична. Ты устроила так, что я не смогу сама писать ему, потому что он сразу заметит разницу между твоим почерком и моим. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, — это держать его на крючке для меня до тех пор, пока он не вернётся.
— Зачем он тебе нужен? — хмуро спросила Беатрис. Ей не понравилась фраза «держать его на крючке», словно Кристофер был чем-то вроде мёртвой рыбины. Одним из многих. — У тебя и так много поклонников.
— Да, но теперь капитан Фелан — герой войны. По возвращении его даже могут пригласить на обед к королеве. И сейчас, после смерти брата, он унаследует поместье Ривертон. Всё это делает его почти столь же выгодной партией, как какого-нибудь лорда.
Прежде Беатрис забавляла такая мелочность Пруденс, но теперь она ощутила вспышку раздражения. Кристофер заслуживал намного большего, нежели, чтобы его ценили по таким поверхностным причинам.
