Клола всегда была мечтательницей. Легенды и древние обычаи — не только Килкрейгов, но и других кланов — казались ей неотделимыми от родных гор, холмов, лощин и потоков.
Еще девочкой она с замиранием сердца слушала рассказы нянюшки о снежных девах, эльфах и привидениях, и эти удивительные существа вставали перед ней как живые.
Став взрослее, Клола полюбила песни барда. Часами сидела она у ног старика, слушая повествования о далеких временах, которые ее братьям казались невыносимо скучными. Она же чувствовала, что суровые слова песен странным образом отвечают смутному волнению ее сердца.
За многие столетия в замке скопилось немало книг. Но никто не читал их, едва ли кто-нибудь даже подозревал об их существовании — кроме Клолы.
Лишь в пятнадцать лет, переехав к бабушке в Эдинбург, Клола впервые соприкоснулась с современной литературой и нашла в произведениях новейших поэтов все то, что волновало ее душу, но что сама она не могла облечь в слова.
Три года пребывания в Эдинбурге изменили всю ее жизнь. Однако Клола не могла поделиться своими переживаниями даже с братьями — для них, полагавших, что весь мир начинается и кончается на землях Килкрейгов, ее признания прозвучали бы оскорбительно.
Ее братья учились и в школе, и в Эдинбургском университете — однако, ненавидя учение, они с нетерпением ждали возвращения на родину, готовые повиноваться отцу не только как родителю, но и как вождю клана.
В первый раз Клола попала в Эдинбург в двенадцать лет вместе с матерью.
Эдинбург лежал далеко на юге, и дорога туда большую часть года была почти непроходима от грязи. Неудивительно, что леди Дженет Килкрейг, выйдя замуж, почти порвала связь с родительской семьей.
Но графиня Боррабл написала дочери, что больна и боится не дожить до ее приезда. Даже суровый Килкрейг не мог запретить жене проведать тяжело больную мать!
Взяв с собой младшую дочь, леди Дженет отправилась в долгое и утомительное путешествие. Не раз их экипаж увязал в грязи; порой дорога просто скрывалась под водой весеннего половодья.
Однако они без особых приключений добрались до города. Клола никогда не забудет тысячелетнего замка, стоящего на высокой скале, дворца, хранящего воспоминания о Марии, королеве Шотландской, широких многолюдных улиц и хорошо воспитанных, элегантно одетых людей.
Графиня, к радостному удивлению дочери, оказалась не так уж опасно больна. Она объяснила, что в письме сильно преувеличила свои обычные хвори для того, чтобы увидеться с дочерью.
Увидев, как одеты Дженет и маленькая Клола, пожилая леди едва не упала в обморок от ужаса.
— Но, мама, для той жизни, какую мы ведем, вполне достаточно таких платьев, — возразила леди Дженет Килкрейг.
Но графиня уже посылала лакеев за портными, модистками, меховщиками, сапожниками, перчаточниками, шляпницами и составляла длинные списки вещей, необходимых каждой даме.
И вскоре Клола и ее мать любовались роскошными туалетами, которые, как они прекрасно знали, будут совершенно бесполезны в суровом горном краю.
Тогда, в доме бабушки, Клола в первый раз услышала музыку фортепиано, а не волынок, услышала разговоры не о кровной мести или ценах на скот, а о политике, науке и искусстве.
Девочка плакала, когда пришло время возвращаться, а бабушка, поцеловав ее на прощание, сказала, обернувшись к своей дочери:
— Моей внучке необходимо хорошее образование. Со временем она станет замечательной красавицей, но кто ее увидит, кроме оленей и куропаток, если ты будешь держать ее в своем мрачном, населенном привидениями замке?
Леди Дженет только рассмеялась в ответ.
Однако три года спустя, когда она умерла, графиня Боррабл написала Килкрейгу письмо. Ссылаясь на то, что стара и не проживет долго, она просила отпустить внучку к ней в Эдинбург.
Почти три года Клола прожила жизнью, совершенно отличной от всего, что видела и о чем слышала раньше. Эти три года, казалось ей сейчас, пролетели, словно в волшебном сне.
Правда, Клола скучала без любимых гор и поросших вереском холмов, зато здесь, в столице, она с каждым днем узнавала что-то новое, и прежде скудные и разрозненные знания складывались в ее уме в стройную картину. Порой за учебником Клоле казалось, что у нее вырастают крылья.
И, что еще прекраснее, здесь она ходила на концерты в Эдинбургский театр и даже пару раз бывала в опере.
Графиня не отдала Клолу в школу: ее братья, объяснила она, совсем другое дело, они мужчины, и им лучше находиться среди сверстников. А девушке знатного рода не подобает смешиваться с толпой.
Вместо этого графиня наняла для Клолы учителей по всем предметам. Впрочем, порой Клола думала, что нет смысла изучать историю по учебникам, если историей дышит все вокруг.
Клоле исполнилось восемнадцать, и она вместе со всем Эдинбургом готовилась к приезду короля, когда несчастье, которым столь легкомысленно шутила ее бабушка, свершилось на деле. Графиня слегла в постель с тяжелой простудой, и через несколько дней ее не стало.
Клола не забыла замка, в котором прожила почти всю жизнь. Она любила братьев, любила и отца, хотя мрачный неласковый старик вызывал в ней страх. Но, положа руку на сердце, она должна была признать, что ей будет нелегко вернуться к прежней жизни.
Скольких радостей лишится она дома! Сможет ли грозное величие замка заменить ей музыку и книги, дававшие столько пищи уму и воображению?
Однако вскоре после возвращения на родину Клола обнаружила, что годы учения помогли ей глубже понять и прочувствовать красоту с детства любимых мест.
Целыми днями бродила она в зарослях вереска, любуясь яркими цветами, вдыхая кружащий голову аромат, прислушиваясь к веянию ветерка, словно слышала в нем какие-то сладкие для сердца звуки. Ни Глюк, ни Моцарт на эдинбургских концертах не давали ей такого полного наслаждения.
Но Клола была не только мечтательницей, «маленькой феей», как называла ее няня. Была у нее и практическая сметка.
По приезде в замок она сложила в сундуки все свои шелковые наряды и безропотно приняла от невесток грубые домотканые платья, в которых можно было без всяких опасений лазать по холмам или переходить вброд мелкие ручьи.
Клола быстро вписалась в семейный круг. Она не выставляла напоказ своих знаний и слушала рассказы братьев об охоте и торговле скотом с лестным для них вниманием.
Но порой Клола замечала на себе тяжелый пристальный взгляд отца. Похоже, он не верил в ее покорность и ждал, что рано или поздно она взбунтуется.
Однако первый спор с отцом случился у нее лишь три месяца спустя — после отъезда герцога Статнарна.
Как и все обитатели замка, Клола с волнением ожидала визита герцога. Она, разумеется, знала, что Торквил Макнарн, представитель враждебного клана, был пойман на месте преступления.
