Персефона не стала терять времени даром. Она быстро пересекла поляну, схватила дротик и побежала обратно. Гейвин и кабан тесно сплелись в смертельной схватке. Малейший просчет грозил бедой. Персефона без колебаний занесла дротик над головой и погрузила его прямо в сердце кабана. Тот в последний раз пронзительно вскрикнул и, вмиг ослабев, рухнул на землю.
Забрызганные кровью мертвого кабана, Персефона и Гейвин, усталые, но живые, еле переводили дух.
Сердце девушки отчаянно колотилось. Пытаясь успокоиться, она сделала два глубоких вдоха. Свет на поляне почему-то стал казаться ярче, а запахи моря и травы, доносимые ветерком, сделались острее и слаще. Чудом избежав смерти, она в полную силу ощутила самую обычную, но такую чудесную жизнь.
– Я никогда не видела, чтобы кто-то так искусно орудовал мечом, – призналась она, не в силах сдержать восхищения.
– Вообще-то мне следовало подпустить кабана поближе, прежде чем на него нападать.
Ей тоже приходило в голову подобное соображение.
– Почему же ты так не сделал?
Он недоуменно взглянул на Персефону:
– Я не хотел, чтобы он подходил ближе, ведь ты находилась рядом со мной.
– А-а…
Он подверг себя лишнему риску, чтобы обеспечить ей максимальную защиту. Вот уже много лет она заботилась о себе сама, и теперь ей стало как-то неловко чувствовать себя под крылышком у Гейвина…
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Он выдернул меч из кабана, потом нагнулся и вытер его о траву.
Она сделала то же самое с дротиком, краем глаза наблюдая за своим спасителем. Его движения поражали своей грацией. Обнаженные грудь и спина блестели на солнце. Ноги, прикрытые сверху короткой туникой, бугрились мускулами. Когда он выпрямился и вложил меч в ножны, Персефона забылась и открыто смотрела на него.
– Что-то не так? – спросил Гейвин. – Ты не поранилась?
– Разумеется, нет.
– Ну и отлично. Где ты научилась метать дротики? Только не говори, что освоила такую науку по книгам.
– Вообще-то именно так и было. По крайней мере из книг я узнала основные принципы, а до остального дошла методом проб и ошибок.
Проб и ошибок насчитывалось несметное множество. Она вдруг подумала, что Гейвин, наверное, испытывает досаду от того, что решающий удар кабану нанес не он.
Однако он ничем не выдал себя.
– Кажется, я начинаю понимать, почему тебе удалось так хорошо здесь прижиться. Ты наделена двумя очень важными качествами – умом и мужеством.
Персефону несказанно обрадовала такая оценка. Если бы он назвал ее самой красивой женщиной земли, она бы, пожалуй, радовалась меньше.
Впрочем, как знать?
Тем не менее щеки ее зарделись от удовольствия.
– Но если бы ты не метнул в кабана меч, я не успела бы взять дротик.
Он кивнул:
– Мы отлично сработались.
Пока она размышляла над его фразой, Гейвин взглянул на поверженного кабана.
– Жаль, что нам надо уезжать.
– Почему?
– Жареный кабан – очень вкусная вещь.
– Ты умеешь жарить кабанов? Он усмехнулся:
– Я умею их есть.
Сказав так, он схватил пробегавшую по поляне курицу, сунул ее под мышку и отправился за другой.
Они сели в лодку Персефоны, потому что она оказалась больше, а лодку Гейвина повели на буксире. В принципе не имело значения, на чьей лодке плыть, но Персефона испытывала тайную гордость, что ее судно стало ведущим.
– Где ты взяла свою лодку? – спросил Гейвин.
По его прикидке, от кормы до носа – двадцать футов. На лодке имелась одна мачта. Хорошая оснастка и плавные линии корпуса свидетельствовали, что судно добротное и произведено на ирландской или американской верфи.
Персефона со знанием дела проверила парус и обернулась к Гейвину. Ветер усиливался, и океан становился неспокойным. Дейматос медленно таял на горизонте.
– Я нашла ее года два назад. Она села на мель после сильного удара.
Он кивнул, ничуть не удивившись ответу Персефоны. Подобные вещи часто случались на Акоре: яростные шторма, гуляющие по Атлантике, разбивали в щепки морские суда, швыряя их на отвесные скалы, или, к счастью для моряков, выносили их в узкие проливы, которые вели во Внутреннее море.
– Тебе что-нибудь известно о судьбе тех, кто плыл в лодке? Они выжили?
– В лодке лежали два мертвеца. Судя по всему, они пытались ухватиться за мачту, но судно затопило, и они утонули. Я нашла книги, на которых стояло имя их владельца – Лайам Кемпбелл. Наверное, один из погибших.
Персефона говорила спокойным голосом, но в глазах ее сквозила печаль.
– Как ни странно, – добавила она, – сама лодка пострадала несильно. Я починила ее и научилась ею управлять. Мне было нетрудно, ведь я почти всю свою жизнь плаваю под парусами.
Персефона похоронила найденных мертвецов, восстановила разбитое судно и вполне сносно освоила науку судовождения.
И все она делала одна! Больше того, она явно не считала свои достижения чем-то из ряда вон выходящим.
– Ты поразительно способная женщина! – удивился Гейвин.
Она недоверчиво взглянула на него, словно подозревая, что он над ней насмехается.
– Серьезно, Персефона. Я не знаю ни одного человека, которому удалось бы жить в таких условиях, не говоря уже о том, чтобы жить так хорошо, как ты.
Она пробормотала что-то вроде «спасибо» и сосредоточила внимание на руле.
Гейвин следил за парусами, а потом, когда Персефона ушла вниз готовить ужин, подсел к рулю. Они поели в сумерках и задержались на палубе, чтобы посмотреть на восход луны. Редкие облака разошлись, и небо стало чистым.
Гейвин увидел, как в вышине сверкнул метеорит, за ним другой.
– Помнишь, – спросил он, – лет восемь назад на Акоре прошел необычно сильный метеоритный дождь?
– Помню. Великолепное зрелище!
– Ты смотрела на него вместе с мамой? Персефона долго молчала, потом ответила:
– Моя мама умерла примерно за полгода до дождя.
Лежа на спине, он слегка повернул голову и посмотрел на свою спутницу. Она сидела на скамье у руля, подтянув колени к подбородку и обхватив их свободной рукой.
Ему передалось ее грустное настроение.
– Почему твоя мама уехала на остров? Что заставило ее выбрать для жительства именно Дейматос?
– Она искала одиночества.
Ночной ветер трепал прямые пряди волос, выбившиеся из ее тугих кос. Она не смотрела на Гейвина и не поднимала голову, опущенную на колени.
– Но почему?
– Она имела причины… личного свойства.
Он понял, что Персефона не хочет обсуждать жизнь своей матери.
Когда Персефона спала на носу лодки, завернувшись в одеяло, Гейвин вел судно сквозь лунную ночь и гадал, какие тайны скрывает его новая знакомая.
