– Кто же тогда его убил?
– Не знаю, – твердо ответил Рене.
Дэвис поспешил изложить сержанту свою версию случившегося, демонстрируя доказательства и улики. Сержант снова глянул на Рене. Затем, пожав плечами, согласился, что убийца – кто-нибудь из игроков, слишком бурно отреагировавший на попытку Уоллеса одурачить его. Он прикончил Уоллеса и скрылся, не пожелав иметь дело с законом.
Рене подумал, что у жандармов есть все основания подозревать его в убийстве.
– Похоже, револьвер и деньги действительно ваши, но мне придется забрать их с собой, месье, в качестве улик, – сказал сержант.
– Конечно. Вернуть их вы всегда успеете.
– А что известно о сообщнице, которая ударила вас по голове? – поинтересовался Дэвис.
– Когда Уоллес мухлевал при раздаче, эта девушка нас отвлекала, – объяснил Рене. – Они представились братом и сестрой, но я в этом сильно сомневаюсь.
– Почему? – спросил Дэвис. Рене пожал плечами:
– Ну, во-первых, у них не было ни малейшего сходства. У нее волосы рыжие, а кожа белая. К тому же она красавица. Да и какой мужчина позволит своей сестре сидеть в окружении картежников и покрывать свои бесчестные действия?.. Он просто должен был найти ей богатого мужа…
– Возможно, мадемуазель не была… э… чиста, и никто не хотел на ней жениться, – заметил сержант.
Рене не сдержал улыбки.
– Чиста? Очень в этом сомневаюсь. Но, уверяю вас, это не остановило бы ни одного мужчину, пожелавшего на ней жениться. Достаточно посмотреть в ее дивные, ясные, зеленые… – Он осекся, заметив на лице Дэвиса ухмылку. – Кроме того, – как ни в чем не бывало продолжил Рене, – мне сказали, что, когда я был без сознания, он дал ей пощечину. Но кто себе позволит ударить сестру? Другое дело – любовница. Он был ее покровителем, и, надо сказать, не самым лучшим.
Сержант криво усмехнулся, чем весьма раздосадовал Рене.
– Можно мне идти, сержант? – сухо поинтересовался Бонанж.
Ухмылка тут же сошла с лица полицейского.
– Конечно, но…
– Да?
– Вы придете завтра в суд дать показания Оливейре?
– Если это необходимо…
Сержант поспешно добавил:
– Не беспокойтесь. Судья вас очень уважает и не станет обвинять в чем бы то ни было без веских на то причин.
– Вы хотите сказать, что, будь я даже виновен, он хорошенько подумал бы, прежде чем выписать ордер на мой арест?
– О… нет… он просто не станет сомневаться в правдивости ваших слов.
– А вы?
– Нет, нет, месье, – затараторил сержант, поняв, что наговорил лишнего. – Но вы не можете не признать, что все это выглядит весьма подозрительно. Здесь ваш пистолет, к тому же в Новом Орлеане дуэли – обычная вещь, разве не так?
Рене понял, к чему клонит сержант. В Новом Орлеане дуэли были в чести.
– Если бы я дрался с этим человеком на дуэли, сержант, то непременно сообщил бы об этом вам.
– Не сомневаюсь. Но я хочу, чтобы все было по закону и никто не смог обвинить меня в том, что я пытаюсь увильнуть от своих обязанностей.
– Прекрасно, – сказал Рене. – Но в этом деле против меня есть лишь одна улика – мой пистолет. Однако свидетели могут под присягой подтвердить, что Уоллес украл его у меня.
– Это так. Если, конечно, не считать крови на ваших перчатках.
– Что? – спросил Рене и с удивлением посмотрел вниз. Черт! Окровавленные перчатки торчали из кармана его брюк. – Это легко объяснить.
– Конечно. В любом случае это мелочь. Мы не станем вас арестовывать, даже если вдруг выплывут новые доказательства…
– Хватит, – прервал его Рене, которому порядком опротивел весь этот разговор. – Я этого человека не убивал. И не хотел ему мстить. А если кто-то думает иначе, пусть скажет это мне в глаза.
– Так вы придете к судье?
– Да, – нетерпеливо проговорил Рене, – приду.
– Я пошлю кого-нибудь в похоронное бюро Джона Бонно, чтобы забрали тело, – сказал сержант и повернулся к пришедшим вместе с ним жандармам. – Здесь мы закончили, – сказал он и направился к двери.
И вдруг остановился на пороге.
– А как насчет его компаньонки? Нам следует ее найти?
– Если получится – да, – сказал Рене и тут же подумал, что не без удовольствия сам займется этим.
– Как ее зовут? – спросил сержант.
– Уоллес называл ее «киска», а все остальные – мисс Уоллес. Думаю, вам следует искать мисс Киску Уоллес.
Все рассмеялись, и атмосфера разрядилась.
На сержанта и жандармов месье Бонанж произвел весьма приятное впечатление. Уходя, они были уверены, что он убил негодяя в честном поединке, но у него хватило мудрости не признаться в этом.
Если бы в мире не было вздохов, мир задохнулся бы.
Креольская пословица.
Элина проснулась, когда уже рассвело. Она осмотрелась, надеясь увидеть Алекса.
Но его по-прежнему не было. Неужели он снова в игорном доме?! И это после данной им клятвы! Элина не могла поверить. Но где же он? Почему до сих пор не вернулся?
Элина гнала прочь мысль о том, что Бонанж все-таки нашел его и посадил за решетку. Элина, наконец, встала с кровати. Достала из сумки свое лучшее платье и встряхнула его. Еще до того как они покинули Крев-Кёр, она нашла магазинчик одежды, где хозяином был друг их семьи. Он охотно согласился обменять ее новое траурное платье на этот красивый нефритово-зеленый наряд. Элина очень страдала оттого, что не может носить траур по матери, но другого выхода не было. Появись она на причале Сент-Луиса в черном, враги Алекса без труда отыскали бы их.
Кроме нефритового платья, у Элины было еще одно – вот и вся ее одежда. Ферма сгорела, часть суммы, которой они располагали, была потрачена на билеты, и еще немного осталось на еду. Тратиться на одежду в такой ситуации было более чем безрассудно.
Элина принялась тщательно одеваться, намереваясь предстать перед отцом в самом лучшем виде. Она подняла свои тяжелые густые волосы, свернула в толстый пучок, закрепив на затылке шпильками. Надев шляпку в тон платью, она снова подумала о том, что Александр до сих пор не вернулся. Куда же он запропастился?
В животе заурчало от голода.
«Пойду куплю чего-нибудь поесть, – подумала она. – К тому времени Алекс уже точно вернется».
Вытащив несколько монет, что у нее были, она покинула гостиницу и вскоре нашла лавочку, где продавалось что-то вроде имбирного печенья, и другую, где торговали клубникой. Купив немного того и другого, она оглядела улицу, надеясь увидеть Алекса. Город буквально жужжал, люди сновали, туда-сюда, занятые своими делами, хотя солнце только-только взошло. Крики торговцев смешивались со скрипом повозок и свистками пароходов. Не будь Элина так обеспокоена, ее наверняка позабавила бы эта какофония звуков.
