Внутри собор был ярко освещен множеством масляных лампад, и в нем собралась целая толпа женщин — они постоянно туда приходили в эти трудные времена, — но ни одна из них и отдаленно не напоминала Изабеллу. Тибо огорчился. Ему решительно было отказано в поддержке дружбы и любви — в ту минуту, когда он так сильно в ней нуждался! Только к Богу он мог обратить свою переполненную злобой и яростью душу — и он стал молиться. Во всяком случае, попытался молиться, но никогда еще путь к небу не казался ему таким трудным и таким бесплодным. Хотел он того или нет — в его жилах текла кровь этого человека, кровь, закипающая от ярости и отказывающая в прощении тому, кто сначала посмел воровать масло анкобы, необходимое для того, чтобы поддерживать силы прокаженного короля, а потом истязал Ариану. Как ему без ненависти смотреть на этого негодяя, если на помощь не придут Господь и Пресвятая Дева?
Он долго простоял коленопреклоненным на мраморных плитах, вымаливая помощи, совета... умиротворения. И... снова случилось нечто удивительное. Тибо показалось, будто он слышит голос Бодуэна, напоминающий о чуде, которое совершилось на его могиле. «Господь помиловал жертву после того, как палач понес заслуженную кару. Предоставь ему умереть от болезни, которой он заразился по собственной вине! Дай совершиться божественному правосудию! Тебе еще многое предстоит совершить на земле. Не отягощай свою душу смертным грехом!»
Немного утешившись, он вышел на паперть. Робко проглянувшее солнце освещало город и море, где ветер надувал красные и желтые паруса двух покидавших порт судов. Тибо вдохнул любимый соленый запах и направился к замку. Незачем было дольше откладывать неизбежную встречу. Если она окажется слишком неприятной, а близость впоследствии сделается непереносимой, он попросит Балиана отпустить его, отправить туда, где граф сочтет полезным его присутствие...
Однако судьба распорядилась по-другому...
Свернув на улицу, где жила Изабелла, Тибо увидел Жослена. Бывший сенешаль направлялся прямо к нему, опираясь на длинный посох; он был закутан в подбитый мехом парчовый плащ, голова покрыта красным шелковым капюшоном. Собственно, именно по этому головному убору, упомянутому Арсуфом, Тибо его и узнал, потому что заросшее бородой лицо было исполосовано еще набухшими кровью рубцами, но в синих глазах Куртене, которых сын от него не унаследовал, горела все та же знакомая злоба.
— А, вот и ты! — заорал он во весь голос. — Я только что возблагодарил Господа за то, что пощадил меня, и Он поставил тебя на моем пути... Какая радость!
Потрясая своей палкой, Куртене приближался к нему так быстро, как только позволяла ему недавно приобретенная хромота, с распростертыми объятиями, готовый расцеловать сына, которого всегда ненавидел. Вытянув руку так, что она коснулась сверкающей парчи, Тибо отстранил его, стараясь избежать неуместных объятий.
— Радость? Это что-то новенькое в наших отношениях! Я никогда прежде не замечал, чтобы вы испытывали ко мне хоть какую-то привязанность.
— Ну, так будем считать, что она во мне пробудилась. Еще недавно ты был совершенно невыносим. Теперь надо укреплять наши семейные узы. Ведь ты — мое единственное дитя!
— Поздновато вы это осознали! Я предпочитаю об этом не вспоминать!
— Такой несговорчивый? Впрочем, я давно это знаю! В конце концов, ты похож на меня! Ну, давай забудем прошлое и обнимемся!
Он снова попытался приблизиться к Тибо, но тот отступил.
— Нет!
— Нет? Но... почему?
— Потому что теперь мне все ясно. Признаюсь, на мгновение я растерялся при виде столь мало присущей вам благосклонности, но ведь не нежность вы пытаетесь передать мне с этим Иудиным поцелуем? Я прекрасно понимаю, что вы пытаетесь передать мне вашу болезнь, не правда ли... отец? Проказу, которая гложет ваше тело, наверняка с той же силой, с какой разъедает вашу душу.
— Замолчи! Право же, ты помешался! Я — прокаженный? С чего ты это взял?
— Я узнал об этом в подвале вашего иерусалимского дома, где вы приковали Ариану, обрекая ее на жестокую смерть...
— И заслуженную! Сто, тысячу раз заслуженную! Эта прогнившая развратница посмела ко мне лезть...
Лицо Тибо под шапкой коротких темных волос словно окаменело.
— Мне следовало бы убить вас за это гнусное обвинение, за то, что вы с ней сделали, и за анкобу, которую вы не постеснялись воровать! — проворчал он сквозь стиснутые зубы. — Но идите своим путем и впредь обо мне не вспоминайте!
— Позабыть о том, какого красавца подарила мне твоя потаскуха-мать? Никогда! Ты так великолепен и прямо-таки пышешь здоровьем. А я намерен разделить с тобой все...
И, не дожидаясь, пока Тибо, с омерзением выслушавший эти слова, успеет в третий раз его оттолкнуть, Жослен кинулся ему на шею и с нежданной силой поцеловал в губы. Потрясенный и охваченный ужасом Тибо попытался его отстранить, но руки, обхватившие его шею, уже разжались, и Жослен, коротко вскрикнув, соскользнул наземь и упал лицом вниз. В его спину был всажен кинжал, неизвестно откуда взявшийся...
Ошеломленный Тибо поглядел на безжизненное тело и, опустившись на колени, потянулся к смертоносному оружию, должно быть, брошенному с невероятной силой. Потом он поднял глаза, ища взглядом убийцу, но к нему уже бежали люди... И впереди всех — разъяренная женщина, чей голос ворвался в его уши трубой Страшного суда:
— Злодей! Отцеубийца! Смотрите все: этот негодяй только что зарезал своего старика отца! Я видела! Я все видела!
Жозефа Дамианос, тоже неизвестно откуда взявшаяся, обвиняла его в убийстве и натравливала на него уже орущую свору...
Глава 13
Изабелла и скорбь
Тибо спасло появление двух направлявшихся в собор священников. Натравленная Жозефой небольшая толпа горожан уже готова была его растерзать. Святые отцы, не обремененные излишней христианской кротостью, раздавая направо и налево крепкие тумаки и безжалостно расталкивая навалившихся на Тибо жителей, отбили его у толпы, не переставая кричать:
— Во имя Христа, посторонитесь! Оставьте этого человека! Позор вам, посмевшим напасть на него перед домом Господним!
— Он только что зарезал своего отца! — вопила Жозефа. — Этот человек — отцеубийца!
— Даже если это и так, — ответил один из священников, — право судить его принадлежит сеньору! Его следует отвести в замок!
Легче было это предложить, чем сделать: Тибо лишился чувств. Полуголый, в разодранной одежде, он был весь избит, а там, куда добрались когти разъяренных фурий, остались кровоточащие царапины.
