— Я готова принять ваше предложение, герцог. Но с одним условием: я должна присутствовать в Руане на венчании, я должна воочию убедиться, что тот человек мне более не принадлежит и я становлюсь свободной от всего, что меня с ним связывает.
Ренье склонился над водой в бассейне. Казалось, он разглядывает мокрые листья на его дне, а на деле он просто отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Он понял, на что надеется эта рыжая — на встречу с Роллоном, которая бы могла изменить все. Но он должен поймать ее на слове, выполнить ее просьбу, но не допустить этой встречи с язычником.
Ренье повернулся.
— Думаю, что я смогу выполнить это ваше условие. На Рождество в Руан съедется много народа, чтобы лично созерцать крещение Роллона. И хотя мои отношения с Роллоном не позволяют мне открыто явиться на церемонию, но думаю, что, путешествуя инкогнито, мы сможем побывать в Нормандии.
Он увидел, как вспыхнули ее глаза, но сделал вид, что не заметил. Сказал лишь, что хоть их помолвка до отъезда не будет объявлена, он будет навещать Эмму и относиться к ней как к невесте.
Эмма была готова хоть тотчас же отправиться в путь. Но Ренье не спешил, оттягивая отъезд, дабы прибыть в Руан к самому торжеству и тем самым, выполнив поставленное Эммой условие, свести на нет все ее усилия. Каждый вечер он посещал ее, величал своей невестой, одаривал богатыми подарками.
— Конечно, вам не нужны украшения, чтобы быть красивее прочих женщин, и тем не менее я прощу вас это принять.
И он открывал ларец, где хранились серьги с подвесками или розетки из драгоценных камней, соединенных цепочкой, или широкие браслеты с чеканными узорами.
Эмма, как никогда, была равнодушна к оказываемому ей вниманию, оставалась невозмутимой при виде подарков. И хотя спокойное уважительное отношение Ренье благотворно влияло на нее, она ни на миг не представляла, что дело всерьез может дойти до супружества. Ренье дал ей надежду на встречу с Ролло, и она черпала в ней силы. И всячески, сдерживая нетерпение, старалась выяснить, когда же они поедут в Руан.
Ренье твердо обещал, но, ссылаясь на всевозможные дела, день изо дня оттягивал отъезд, держа Эмму в непрестанном напряжении. Проводя большую часть времени в одиночестве, она то приходила в ярость, то была тиха и печальна. Она ждала. Она настаивала. Она верила.
Наконец, за неделю до Рождества, к ней пришел Эврар Меченый, принес дорожные одежды и плащ и велел собираться.
Они выехали в путь, когда наступила оттепель, снег сошел, а дороги совсем развезло, и они не смогли ехать так скоро, как бы ей хотелось. Ей приходилось сдерживать лошадь, приноравливаясь к мерному аллюру герцога Ренье, напряженно вглядываться в густой туман. Как оказалось, кроме них, много народа спешило в Нормандию — кто на торжество, чтобы лично зреть обряд крещения язычника, а кто — торговцы, барышники, менялы — чтобы извлечь выгоду из подобного скопища народа.
Ренье со свитой тоже ехал под видом купцов, примкнув к одному из направляющихся в Руан торговых караванов, и Эмме хотелось стонать от того, как медленно они продвигались. Когда они подъехали к границе Нормандии и Эмма увидела сторожевую крепость норманнов, различила знакомую речь, сердце ее едва не подпрыгнуло от радости и она почувствовала себя почти счастливой. Она ехала домой, и с каждым лье была все ближе к Ролло! Вновь надежда оживала в ней, и она не обращала, внимания, какими взглядами обменивались герцог с палатином Эвраром. Ей хотелось петь.
К Руану они подъехали в самый сочельник. Они выехали рано утром по мягкому морозцу, некогда выглянувшее наконец-то солнце осветило стены города, раскинувшегося у реки, у Эммы из глаз полились слезы. «Я встречусь с ним. Я ему скажу… О, какая разница, что я ему скажу…» А ведь она всю долгую дорогу только и думала, о чем станет говорить с Ролло, какие аргументы приведет в свое оправдание. Но сейчас, когда они меж двух каменных башен въезжали в широкую арку городских ворот, все это отступило куда-то далеко — и остались лишь смятение и страх: скоро она увидит Ролло!
Эмма была готова тут же сквозь запрудившую улочки города толпу ехать ко дворцу Ролло, но Эврар резко перегородил ей конем дорогу.
— Пропусти меня!
Эврар молчал, угрюмо глядя на нее, а герцог Ренье положил руку на поводья ее лошади.
— Если я пообещал вам, что привезу вас в Руан присутствовать на венчании Роллона, это еще не означает, что я допущу вашу с ним встречу.
В голосе его была непреклонная решимость. Он велел Эмме поглубже натянуть на глаза капюшон, дабы не быть узнанной, и вести себя скромно, если она не желает, чтобы он отдал приказ своим людям повернуть назад.
Эмма едва не застонала от отчаяния. Быть так близко к Ролло и не иметь возможности встретиться с ним. А Ренье, несмотря на всю его учтивость, был не похож на человека, который позволит обвести себя вокруг пальца. И все же ей надо было что-то придумать, как-то освободиться из-под его надзора. О боже, она видела вокруг столько знакомых лиц, но ни одного сколь-нибудь значимого соратника Ролло, к какому могла бы кинуться с просьбой освободить ее от эскорта жениха.
Они ехали узенькой улочкой меж домами, украшенными по случаю первого христианского торжества множеством венков из плюща и вечнозеленого остролиста с алыми ягодами. Гирлянды остролиста были развешаны и на веревках, протянутых через улицу от дома к дому. Вокруг бурлила толпа, слышалась разноязычная речь съехавшихся на торжество гостей. Они приветливо"/> разговаривали с норманнами, а те дружески угощали их вином из высоких рогов, пили за свадьбу правителя и за рождение Бога христиан, которого они готовы почитать, если его признал и их правитель.
Постоялые дворы были заполнены до отказа. Им пришлось миновать несколько из них, пока тугой кошель Ренье не открыл им двери в дом одного зажиточного руанца, где они остановились на постой.
— Обряд крещения и венчание произойдут после полудня, — сообщил Эмме Ренье. — А до этого мы передохнем здесь.
Ее проводили в маленькую комнатушку в мансарде. Эврар Меченый остался сторожить под дверью.
«Плохо же они меня знают», — сердито подумала Эмма. Она открыла маленькое одностворчатое окошко. За домом располагался небольшой хозяйственный двор, огражденный стеной. Почти к стене дома примыкала покатая тростниковая кровля сарая. Недолго думая, Эмма пролезла в окно и спрыгнула вниз. Кровля оказалась ветхой, и Эмма тотчас провалилась вниз, ; ударившись о что-то теплое и мягкое, сползла на подстилку из соломы. Рядом раздался испуганный женский возглас, замычала, переминаясь с ноги на ногу, большая пегая корова. Эмма поспешила встать, опрокинув подойник с молоком. Через загородку увидела прижавшуюся к стене девушку-служанку. Та собиралась вновь завопить, когда Эмма кинулась к ней, зажала ладонью рот.
