что не лягу с женщиной до тех пор, пока не прикончу его.
Кэтрин приподнялась на локте и ошарашено уставилась на Брайана.
— Так вот в чем дело… — протянула она. — А-то я думала, что стала тебе противна из-за того, что тебе пришлось пережить…
Пальцы Брайана нежно очертили ее лицо.
— Как ты можешь стать мне противной, Кэт? — спросил он. — Я люблю тебя и никогда не переставал любить. Но тот, кто идет по тропе войны, должен соблюдать целомудрие.
Кэтрин судорожно сглотнула.
— А если бы Вудвилл не явился сюда? Если бы твоя месть заняла год? Или два? Как бы я все это время без тебя?.. А если бы он тебя убил?
— Кэт, прости. — Брайан погладил ее по волосам. — Но я должен был ему отомстить… Смыть его кровью эту грязь, чтобы снова иметь право назваться мужчиной.
— Но ты и так мужчина! — со слезами на глазах выпалила она. — Твоя смелость, твои поступки, самопожертвование… Я не знаю никого более отважного, более достойного называться мужчиной, чем ты.
Он крепко прижал ее к груди словно баюкая, и Кэтрин ощутила, как часто стучит его сердце.
— Спасибо, Кэт. Просто пойми, есть вещи, от которых нельзя отмахнуться… Но все уже позади, и теперь я весь твой.
«Я весь твой…»
Кэтрин блаженно вздохнула и замерла, согреваясь в теплых объятиях. Но тут в голову пришла одна мысль, и пальцы, до сих пор ласково поглаживающие грудь возлюбленного, сомкнулись на его горле.
— Признавайся! — сердито прошипела она. — Твой обет целомудрия касался только меня или всех женщин в целом?
— Что? — непонимающе прохрипел Брайан.
— Где ты был прошлой и позапрошлой ночью?
— Здесь, на берегу.
— И что ты делал?
— Думал… молился… спал.
— Один?
— Конечно один. А почему ты спрашиваешь?
— А о чем ты тогда позавчера так мило ворковал с дочуркой вождя?
— Так вот что ты имеешь в виду… — с улыбкой протянул Брайан. — Кэт, если уж берешься подсматривать, то подсматривай до конца.
— До какого еще конца? — проворчала она.
— Хотя бы до того момента, где я прошу Кими́мелу не позориться и идти домой.
— Хм… И чего же она от тебя хотела?
— Ну… — Брайан набрал воздуха в грудь. — Хотела, чтобы я взял ее второй женой.
— Так я и знала! — фыркнула Кэтрин. — И что ты?
— Сказал, что мне не нужно другой женщины, кроме тебя.
— Прямо так и сказал?
— Да.
Кэтрин пришлось закусить губу, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. В последнее время она привыкла к мысли, что Брайан ее разлюбил, и сейчас ей просто не верилось в происходящее. Она думала, что он ее больше не хочет… А он хочет, еще как хочет… Кэтрин только что убедилась в этом сполна…
— Я знаю, что вчера Кими́мела напала на тебя, — снова заговорил Брайан, убрав за ухо прядку, лезущую ей в глаза. — Жаль, что меня не было рядом, и я не смог тебя защитить. Но ты дала ей достойный отпор, Лисичка, я тобой горжусь.
Кэтрин невесело усмехнулась.
— Ты же знаешь, — сказала она, — за тебя я порву кого угодно, но когда две женщины дерутся из-за мужчины — это как-то унизительно…
— Не переживай. Черный Медведь узнал о выходках Кими́мелы и посадил ее под домашний арест. Я слышал, он собирается выдать ее замуж за какого-то вождя из Южной Дакоты. Так что мы вряд ли в скором времени увидим ее опять.
Кэтрин припомнила, что после той потасовки дочурка вождя и впрямь словно канула в воду.
— Рада это слышать.
Она прижалась щекой к груди возлюбленного и замерла, согреваясь его теплом. Пальцы упоенно исследовали сильное тело. Твердые ключицы, упругие мускулы, маленькие напряженные соски… Как же она по нему соскучилась!
— Что мы будем делать дальше? — спросила Кэтрин, медленно скользя ладонью по бархатистому животу.
— Мы свободны, Лисичка, и можем делать все, что захотим, — промурлыкал Брайан. — Вот чего бы тебе хотелось?
— Прямо сейчас? — Она опустила руку еще ниже. — М-м-м… Дай-ка подумать…
Брайан без лишних слов опрокинул ее на спину. Задыхаясь от нетерпения, Кэтрин обвила руками его шею и жадно притянула к себе. Ощутив его сладкие губы на своих, она забыла обо всем на свете. И когда упругий язык нырнул в ее рот, когда шелковистые волосы коснулись ее лица, а настойчивые пальцы пробежались по бедрам, из груди невольно вырвался блаженный стон.
Она снова ощутила его в себе. Все мысли исчезли, и в целом мире не осталось ничего, кроме безграничного счастья.
КОНЕЦ