Никлас сжал кулаки. Это чертовски больно — узнать, что один из его ближайших друзей был любовником Кэролайн. Легче принять безумие Майкла, чем его предательство. Но вглядываясь в измученное лицо своего старого друга, он вдруг ощутил неожиданную жалость. Хотя самого его Кэролайн заставила пройти через ад, Никласу никогда не доводилось терзаться невыносимыми угрызениями совести, как сейчас Майклу.
Он вздохнул и опустился на колени рядом с другом.
— Знаешь, Кэролайн была самой искусной лгуньей из всех, кого я когда-либо знал, и она одурачила нас обоих. Я никогда не любил ее, как ты, но все равно она едва не уничтожила меня. И она сделала все, чтобы разрушить нашу с тобой дружбу, — именно потому, что знала, как много это для меня значит. Неужели ты позволишь Кэролайн даже после ее смерти достичь своей цели?
Клер все еще держала Майкла за руку, так что Никлас накрыл своей ладонью обе их руки.
— Мне недоставало тебя, Майкл. Нам всем тебя недоставало Пора тебе вернуться домой.
Майкл издал горлом какой-то сдавленный звук и с отчаянной силой сжал руку Никласа…
Они долго сидели так. Никлас мысленно перенесся в далекое прошлое, туда, где не было предательства и насилия, и постарался вспомнить все самое лучшее из их многолетней дружбы с Майклом. В чопорном мире Итона ему, чужаку, полуцыгану, друзья нужны были как воздух. И Майкл стал для него словно скала в трясине — на него можно было положиться всегда и во всем…
По мере того, как их окутывали вечерние сумерки, теплота этих воспоминаний постепенно растопила гнев Никласа, и он надеялся, что часть этой теплоты, пришедшей из их общего прошлого, коснулась и его несчастного друга.
Наконец Майкл глубоко вздохнул и поднял голову.
— Никлас, ты можешь простить то, что я совершил? — смиренно спросил он. — Если бы мы с тобой поменялись ролями и это у тебя была бы связь с моей женой… Не знаю, смог бы я простить такое.
— Хоть ты и намеревался убить меня, но все-таки не убил. Вместо этого ты спас мою жизнь и жизнь Клер. За это я могу простить все, что угодно. — Никлас протянул руку. — Ну что, мир?
Мгновение поколебавшись, Майкл пожал ее, и пожатие его было таким крепким, как будто он ухватился за конец спасительной веревки, сброшенной в бездну ада. — Да, мир. И… спасибо тебе, Никлас. Ты очень хороший человек — лучше, чем я.
— В этом я сомневаюсь, но одно знаю точно — прощать становится легче, когда в сердце у тебя есть любовь. — И его взгляд обратился к Клер.
Неловко двигаясь, Майкл поднялся на ноги и, пытаясь призвать на помощь свое чуть живое чувство юмора, сказал:
— Что обычно делает человек после того, как выставил себя последним дураком?
Никлас встал и помог подняться Клер.
— Он просто продолжает жить, вот и все. Покажите мне того, кто никогда не выставлял себя идиотом, и это наверняка окажется самый скучный тип, какого только можно представить.
— Ну, в таком случае, я — самый интересный человек на всех Британских островах, — устало сказал Майкл.
Поскольку вечер становился все холоднее, Никлас снял сюртук и накинул его на плечи жены. Она с благодарностью запахнулась в него, хотя и поморщилась, когда тяжелая материя коснулась ее раненой руки.
— Поедемте с нами в Эбердэр, чтобы не скучать в одиночестве, — взглянув на Майкла, предложила она. Лорд Кеньон, немного помявшись, покачал головой.
— Благодарю вас, леди Эбердэр, но сейчас некоторая доза одиночества пойдет мне на пользу.
— Зовите меня просто Клер — ведь мы уже давно покончили со всеми формальностями. — Сдвинув брови, она вгляделась в его лицо. — Так вы отобедаете у нас завтра? Я бы хотела встретиться с вами в нормальных условиях, а не на подмостках, где дается мелодрама.
— Пожалуйста, приезжай, — видя, что Майкл не знает, что ответить, поддержал жену Никлас. — Теперь это счастливый дом. — И он легко опустил руку на плечо Клер.
— Ну, если вы уверены, — Майкл устало потер висок. — Вы сейчас поезжайте домой, а я уведомлю власти и позабочусь о мертвецах, ведь у меня немалый опыт очистки поля битвы от трупов. — При мысли о некоем полезном деле его голос заметно окреп. — Полагаю, мировой судья захочет поговорить с вами обоими, но это произойдет только завтра.
— Ты не мог бы позаботиться о лошади Клер? — сказал Никлас. — Я хочу, чтобы она ехала в одном седле со мной.
Майкл кивнул.
— Разумеется. Я приведу ее к вам завтра, Никлас помог Клер взобраться на своего коня, затем вскочил на него сзади, и они направились к дому. Он подозревал, что ей было бы удобнее ехать одной, но испытывал насущную потребность чувствовать ее близко-близко и думал, что она должна ощущать то же самое. Теплая, податливая тяжесть се тела помогала ему рассеять воспоминания о том ужасе, который он пережил, когда подумал, что потеряет ее.
— Теперь ты знаешь всю эту гнусную историю, — глухо проговорил Никлас, когда они были уже почти у самого дома. Она кивнула, прижимаясь головой к его плечу.
— Какая ирония! Как бы ни гордился твой дед своими благородными предками, ты оказался умнее, цивилизованнее и великодушнее, чем все они, вместе взятые. Как жаль, что он не смог разглядеть, какой ты необыкновенный человек.
— Не знаю, необыкновенный я или нет, но одно верно — он никогда и не пытался меня разглядеть. Для него я был печальной необходимостью, средоточием всех худших качеств моего своевольного отца и моей невозможно цыганской матери. Я уже однажды говорил: он считал, что как наследник я все-таки лучше, чем ничего, но не намного.
— Как же ты выжил, окруженный такой ненавистью?
Никлас пожал плечами.
— Когда я понял, что его презрение не имеет никакого отношения лично ко мне, Никласу Дэйвису, реальному человеку, я перестал на это реагировать. Большую часть времени я умудрялся чувствовать себя счастливым, несмотря ни на что.
Она обняла мужа еще крепче.
— Майкла легче понять, чем тебя, — он должен был верить Кэролайн, у него просто не имелось другого выхода. Предать друга — уже одно это ужасно, а узнать, что ты сделал это из-за женщины совершенно недостойной, и вовсе невыносимо.
— Хотя в то время он бы и высмеял такое предположение, — сказал Никлас, — но именно тогда ему очень нужна была любовь, и это сделало его легкой добычей Кэролайн с ее уловками. Бедняга… Просто чудо, что он выжил после всех ее козней.
— Он сильный человек, — заметила Клер, — и когда-нибудь снова будет счастлив. Но кого я совсем не могу понять, так это Кэролайн. — Ее пальцы ласково погладили его поясницу. — Как женщина вообще может желать иных любовников, если у нее есть ты?
Он рассмеялся.
— Ты — великое утешение. Клер. — Он посмотрел на темную головку, уютно примостившуюся у него на плече. — Знаешь, за последние две недели ты изменилась. Стала более безмятежной. Мне бы хотелось думать, что это результат моего неотразимого обаяния, но я подозреваю, что здесь кроется нечто большее.
