Доходы от двадцатипроцентной доли «Четырех вальтов» постоянно прыгали на протяжении многих лет, но Клементина знала, что закрытие шахты станет серьезным ударом для Гаса. Еще одна мечта превратится в шлак.
– Как только мы прикроем дело и позволим штрекам наполниться водой, – продолжил Одноглазый, – твоя доля будет приносить не больше пользы, чем горшок с коровьей мочой. Так, может, надумаешь продать ее мне?
Гас рассмеялся.
– Когда рак на горе свистнет.
Джек Маккуин преувеличенно тяжело вздохнул.
– Мне почему-то так и казалось, что ты заупрямишься. – Из глубокого кармана пальто он вытащил маленькую квадратную кожаную папку, из которой достал пухлую пачку бумаг. – Когда последние партии руды оказались пустышкой, я нанял знающего инженера, чтобы тот облазил каждый туннель и каждый забой. Увы, он подтвердил, что запасы серебра на самом деле исчерпаны, Густавус.
Одноглазый Джек протянул отчет сыну. Когда Гас не взял бумаги, старик положил их на стог сена рядом с вилами. Документ был напечатан на пишущей машинке и даже заверен круглой печатью.
– Мне вот что интересно, мистер Маккуин, – произнесла Клементина в тишине, повисшей между отцом и сыном, – почему такой умный делец как вы хочет приобрести еще двадцать процентов того, что ничего не стоит.
Джек метнул на Гаса преувеличенно изумленный взгляд.
– Ты всегда позволяешь своей женщине задавать вопросы вместо тебя?
– Почему бы тебе не ответить на вопрос моей женщины?
Сдавшись, Джек Маккуин махнул рукой в воздухе.
– О, нет ничего легче. Выкладываю все карты на стол. Я прикинул, что мог бы сбагрить «Четырех вальтов» ничего не подозревающему восточному синдикату. Эти простофили в Нью-Йорке слышат слова «серебряный рудник» и от волнения чуть не писаются в штаны. Было бы легче провернуть это дельце, если бы у меня на руках были все сто процентов компании.
Гас остановился, чтобы пристально посмотреть на отца.
– И это все, да? Значит, выложил все карты на стол. Говоришь, что собираешься обмануть кого-то и хочешь, чтобы я поверил, будто этот кто-то не я. – Он усмехнулся, обнажив зубы. – А теперь давай, покажи карту, которую припрятал в рукаве.
Джек Маккуин выглядел оскорбленным.
– И с чего ты вдруг подумал, что она у меня есть?
– Она всегда у тебя есть.
Губы старика изогнулись в кривой улыбке.
– Я-то полагал, что мой набожный мальчик не способен продать лед в геенне огненной. А сейчас ты вдруг доказал старику-отцу, что я ошибался. Может, в тебе больше от меня, Густавус, чем мне раньше казалось. – Маккуин на мгновение замолчал, как если бы что-то усердно обдумывал, поглаживая подбородок, а затем пожал плечами, будто пришел к решению.
– Вот черт. В этот раз я действительно выложу все карты на стол. – Он подмигнул Клементине. – Даже тот туз, который припрятал в рукаве. В «Четырех вальтах» есть медь.
Клементина видела, что муж пытается понять, какой обман старик задумал на сей раз.
– Я думал, что медь — это проклятье, – нахмурился Гас.
– Проклятье, если добываешь золото или серебро. Но не в том случае, когда тебе нужна именно медь. – Двумя ухоженными ловкими пальцами Одноглазый Джек постучал по отчету, лежащему на стоге сена. – Запасы серебра действительно исчерпались, Густавус, но шахта до краев наполнена красным металлом. Нет надобности втолковывать мне, что за полкилограмма меди можно получить лишь двенадцать центов, а это едва окупит добычу. Таковы расценки сегодня. А я смотрю в будущее.
Гас уперся кончиком языка в щеку.
– Кажется, я раньше уже пару раз слышал подобную болтовню. Ты твердо знаешь, как сделать меня богатым, и от меня требуется только вложить немного денег, чтобы дело пошло.
– Ты в своем праве: хочешь – верь мне, а хочешь – не верь, но если сочтешь меня лжецом, это будет твоя потеря. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, мне действительно понадобятся вкладчики, крупные вкладчики. Если желаешь сохранить свои двадцать процентов от того, что я теперь называю «Медной шахтой Четыре вальта», тебе придется инвестировать, скажем, две тысячи долларов. Так что, как видишь, я предлагаю тебе прекрасную сделку. – Маккуин сверкнул хитрой улыбкой. – В конце концов, ты мой сын.
Гас запрокинул голову в смехе и затрясся.
– Думаешь, я дам тебе две тысячи долларов, чтобы вложить их в медную шахту, которую даже тебе не хватает наглости назвать стоящим делом. Боже, как же заманчиво наконец избавиться от тебя... если бы при этом я не лишался своих кровно заработанных денег.
Джек Маккуин поджал губы:
– Если инвестировать тебе не под силу, мой дорогой мальчик, тогда можешь выйти из игры. Я прямо сейчас готов дать тебе эти две тысячи долларов за твою долю. Как говорится, деньги на бочку.
Все еще смеясь, Гас оперся бедром о стог сена и взял отчет. Клементина поднесла ближе фонарь. К ее удивлению, закончив читать, Гас передал документы ей.
– Думаешь, мне стоит продать долю? – спросил он, глядя через плечо жены, пока она изучала бумаги.
– Делай так, как считаешь наилучшим, Гас.
Он фыркнул, и его губы расплылись в яркой как солнечный свет фирменной улыбке Гаса Маккуина.
– Это ты сейчас так говоришь, чтобы потом иметь возможность переложить вину на меня, когда окажется, что было идиотством поддаться на уговоры старого мошенника.
Клементина посмотрела в смеющиеся глаза мужа и поняла, что не имеет значения, какую хитрую и подлую игру замыслил Одноглазый Джек. У них все равно не наберется двух тысяч долларов, чтобы вложить в медное дело, но, несомненно, чета Маккуинов найдет, на что использовать те деньги, которые старик готов заплатить за долю Гаса.
Джек вытащил из папки еще какие-то документы.
– Я взял на себя смелость составить с моим адвокатом договор, по которому я получаю твои обесценившиеся двадцать процентов в обмен на две тысячи полновесных долларов. И даже привез с собой все, что может тебе понадобиться для подписания. – Одноглазый потряс маленькой бутылочкой, закупоренной пробкой. – Надеюсь, чернила не замерзли по пути сюда. – Отец Гаса вытащил пробку зубами, обмакнул перо и тщательно стряхнул каплю с кончика, прежде чем вместе с договором передать перо сыну.
Гас сузил глаза, взглянув на бумагу.
– Ты был так уверен, что я захочу продать свою долю, что все это написал заранее?
Джек Маккуин покачал головой, издав нарочито драматичный вздох.
– Твоя подозрительность, наверное, даже тебя порой тяготит. Я составил два документа, Густавус. Один на случай, если ты захочешь продать свою часть, а другой — если ты решишь закрепить наше товарищество в недавно переименованной «Медной шахте Четыре вальта». Еще не поздно передумать.
