Оглядываясь на прошлое, Генрих мог видеть, куда привела его лень. Он вел войны, ничего не принесшие Англии, он лишил ее многих богатств и силы, и сокровища, так настойчиво и с таким умом собранные его скупым отцом, постепенно таяли. В качестве примера можно было бы привести Поле золотого знамени. Он мог смотреть теперь на это событие глазами более мудрого и опытного человека. И был шокирован, понимая, насколько безответственно тогда себя вел. Короли, которые бездумно растрачивают богатство и кровь своих подданных, теряют авторитет среди своих подданных. Он понимал теперь, что Англия стала одной из европейских держав только благодаря богатствам, накопленным его отцом, и что если эти богатства будут утрачены, вместе с ними будет утрачено и могущество Англии. В середине двадцатых годов Англия в Европе ничего не значила, а изнутри ее постоянно подтачивала вражда с Ирландией. Когда Генрих начал говорить о том, что хочет развестись с Катариной и открыто жил с Анной Болейн, его подданные были недовольны им, и Англии грозило самое, по мнению мудрого короля, большое несчастье – гражданская война. Но в то время он едва ли был королем. Когда он порвал с Римом, он почувствовал свою силу, и это стало началом превращения Генриха VIII в настоящего правителя.
Теперь он будет продолжать править страной с помощью грубой силы. Никто, кроме короля, никогда не будет впредь править страной. Он был бдительным, следил за всеми, а люди следили за ним. Они боялись его гнева. Но Генрих был достаточно мудр, чтобы воспринимать как должное умное высказывание, сделанное испанским послом: «Тот, кого многие боятся, сам должен бояться многих». И Генрих многих боялся, хотя многие боялись его.
Генрих был совестливым и религиозным человеком, и это значило, что он был человеком с предрассудками. Он считал себя настоящим христианином и выставлял напоказ свою набожность. Он был жесток, груб и безжалостен по убеждению, к тому же не просто эгоист, а эгоцентрик. Он считал себя не только центром Англии, но и центром всего мира. Все, что он делал, он считал правильным. Ему только требовалось время для того, чтобы рассмотреть свои деяния с точки зрения положительных результатов, и он доказывал, что поступил правильно. Его сила зижделась на уверенности в себе, а так как его вера в себя стала очень сильной, Генрих тоже стал сильным.
Одной из самых больших слабостей в его жизни была его любовь к Анне Болейн. Даже теперь, когда она умерла по его приказу, когда его руки оказались обагрены ее невинной кровью, когда он думал о ней, которую когда-то любил и чье тело теперь гнило в земле, он знал, что если бы смог вернуть ее, он бы снова ее любил. Он ненавидел ее так сильно только потому, что очень крепко любил. Он убил Анну из ревности, и она его преследовала. Иногда он понимал, что никогда не сможет ее забыть. Всю свою жизнь он будет пытаться найти возможность забыть ее. Сейчас он старался забыть ее, заводя интрижки с другими женщинами. Джейн! Она ему нравилась. Да и как эгоисту могут не нравиться те, кто постоянно говорит, что он обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы его любили! Да, Джейн ему нравилась, но она выводила его из себя, он злился на нее потому, что заранее знал, что она ему скажет. Она была податлива в его объятиях, и он чувствовал, что она поступает так потому, что считает это своей обязанностью. Она раздражала его, ибо дала ему тот самый покой, о котором он все время мечтал, а теперь, когда мечта осуществилась, понял, что жизнь его стала пресной. Джейн злила его потому, что не была Анной Болейн.
Более того, она его разочаровала. У нее случился выкидыш. И та причина, по которой он был вынужден так быстро освободиться от Анны, прибегая ко всякого рода вымыслам, дабы умиротворить своих подданных и объяснять своему народу, будто бы его окружение заставило его жениться на Джейн еще до того, как обезглавленное тело Анны успело остыть, оказалась ничего не стоящей. Он мог бы подождать несколько месяцев, мог позволить Кромвелю и Норфолку убедить его в необходимости жениться, мог бы сделать вид, что жертвует собой, женясь на Джейн, а вместо этого он выставил себя в столь невыгодном свете. Генрих был раздражен.
Кроме того, положение дел казалось ему ужасным. Почему все его жены не донашивают детей? За что на короле лежит это проклятие? Сначала это случилось с Катариной, потом с Анной. Катарину он выгнал, Анну обезглавил. Теперь он законный супруг Джейн Сеймур – ведь все его предшествующие жены были мертвы, когда он женился на ней. Поэтому он не сделал ничего дурного. Если он вызвал недовольство Бога, женившись на Анне, пока была жива Катарина, он мог это понять. Но он был настоящим вдовцом, когда женился на Джейн. Зря он волнуется, у него еще будут дети от Джейн, потому что если нет, то зачем, зачем тогда он освободился от Анны?..
Король думал обо всем этом в своих покоях в Виндзоре, когда вдруг услышал шум под окнами. Он выглянул в окно, но гонец уже был у его дверей и сообщил ему, что какие-то люди срочно прибыли к королю с какими-то важными новостями. Их привели, и они упали перед королем на колени.
– Сэр, мы не хотели бы сообщать вам эту неприятную новость. Увы, нам стало известно, что в Линкольне начались беспорядки.
– Беспорядки? – воскликнул Генрих. – Какие еще беспорядки?
– Милорд, это произошло, когда ваши люди прибыли в Линкольн, чтобы заняться там аббатствами. Началось восстание, и двое из них были убиты. Их избили до смерти, Ваше Величество.
Лицо Генриха побагровело, глаза блеснули.
– Что это значит? Восстание? Кто смеет восставать против короля?
Генрих был поражен. Ему удалось предотвратить в стране гражданскую войну, а теперь начались беспорядки. Он же поздравлял себя по поводу своего могущества. Люди, особенно те, кто жил на севере, поражены разрывом с Римом, и когда начался грабеж монастырей, народ стал действовать. Банды нищих возникали по всей стране. Раньше они надеялись, что могут получить кров и пищу у монахов, но лишившись этой надежды, были возмущены. Существовал только один верный способ для нуждающегося человека получить пищу в Англии времен Тюдоров – ограбить ближнего. По стране бродили толпы отчаявшихся голодных людей, к ним присоединились изгнанные из монастырей монахи и монахини. На севере люди были смелее, чем на юге, потому что те, кто был дальше от Генриха, меньше его боялись. Возмущенные разрывом с Римом, симпатизирующие монахам, недовольные разгоном монастырей, они решили: что-то нужно делать. К ним присоединялись крестьяне, которые благодаря закону об огораживании земель и политике превращения пахотных земель в пастбища оказались бездомными. Лорды Дарси и Хасси, два наиболее могущественных дворянина на севере, также выступали за старую католическую веру. И повстанцы чувствовали за своей спиной силу.
