Годдар поднялся в свою комнату и окунулся в работу с рвением человека, который исполнил неприятный долг и может, без зазрения совести, отдаться после того любимым занятиям.
Случайная встреча.
Это было во вторник в час завтрака. Столовая политического клуба была полна проголодавшимися членами Совета из Спринг-Гарденс. Здесь было много и других политических деятелей, которых интересовали заседания Совета. В воздухе стоял гул многочисленных оживленных голосов. Между столиками бесконечно проходили взад и вперед посетители, приветствовали друг друга, пожимали руки, перебрасывались отрывочными разговорами и замечаниями. Преобладающим тоном в разговорах была самодовольная радость по поводу успешно проведенной важной политической меры, и воображение победителей рисовало уже грандиозные картины дальнейших успехов. Лондон будет иметь висячие сады, как древний Вавилон, а реки Нового Иерусалима не сравняются с прозрачной чистотой воды в Темзе.
Годдар сидел за столиком с тремя другими членами клуба. Они намечали план будущего городского рая. Он слушал их с улыбкой. Он недавно высмеял с добродушной сатирой таких мечтателей.
— И все это делается ad majorem L. C. C. [6] gloriam, — сказал он. — Вот в чем вся суть.
Они принужденно засмеялись.
— Вы стали реакционером, — заметил его сосед.
— Я практический человек, — сказал Годдар. — Я могу отождествлять цель и средства. Маттью Арнольд был совершенно прав, назвав веру в чудесное нашим обычным грехом. Мы уже раздули слишком много учреждений не соответственно их назначению. Нам всегда грозит опасность увлечься идеей, что работа существует только для возвеличения ее орудия.
— А наши идеалы? — вскричал один из собеседников. — Они так же необходимы для жизни прогрессивной партии, как почитание разрушенных древностей для партии тори. Человек — мечтатель, и его мечты вдохновляют его действия.
— Долой тленный мир! — со смехом ответил Годдар.
— Я это понимаю! Но у человека есть разум, чтобы направлять его вдохновения. Пусть у вас будут идеалы — это очень хорошо! Но они должны быть реальные, чтобы можно было достигнуть их, не поступаясь при этом более мелкими реформами. Лучше создавать идеал уже во время работы.
— «Синтетический социализм» — хорошее заглавие, — прошептал журналист.
— Но вернемся к вопросу о совершенствовании и украшении Лондонского Графства, — продолжал Годдар. — Вы желаете, чтобы в Лондоне текли молочные реки с кисельными берегами. Это ваша настоящая цель? Или же цель — только удивить мир? Я думаю, скорее всего последнее. Я верю в прогресс. Я всю свою жизнь отдал на это дело и буду бороться до последнего издыхания. Но я смотрю на себя и на всякое учреждение, к которому я принадлежу, единственно как на орудие в руках социальной эволюции.
Спор был прерван лакеем, который предложил Годдару сладкое блюдо.
— Дайте мне еще кусок ростбифа, — сказал Годдар. — Я голоден!
— Этим и объясняется ваше парадоксальное настроение, — заметил журналист. — Я часто замечал, что ваши мысли всегда парадоксальны, когда вы голодны.
Годдар усмехнулся и откинулся на спинку стула. Взгляд его случайно упал на Алоизия Глима. Депутат стоял в стороне, изящно, как всегда, одетый, с орхидеей в петличке сюртука, и оглядывал комнату. Увидев Годдара, он начал пробираться между столиками с видом человека, нашедшего того, кого он искал. Годдар встал к нему навстречу.
— Я так и думал, что найду вас здесь, — сказал Глим. — Мне нужно серьезно с вами поговорить.
— И мне тоже, — ответил Годдар. — Вас как раз мне и нужно. Мне кажется, что мы хотим переговорить об одном и том же деле.
— Может быть, — сказал Глим, слегка улыбнувшись.
— Слух об Экклесби?
— Какой слух? — спросил уже серьезным тоном Глим.
— О стачке. Я опасаюсь, что надвигается сильная гроза. Разве вы не слышали?
— Ни звука! — возразил Глим.
— Я получил сведения от Вилластона, — продолжал Годдар, — он там секретарем отделения Лиги; он предсказывает кое-какие события. Но пока ничего определенного. Я думал, что вы знаете что-нибудь.
Глим покачал головой.
— В чем же дело? Новые машины? Профессиональный Союз и Федерация Работодателей не могут сговориться?
— Нет, не машины, а хуже! Полное переутомление в связи с зверской эксплоатацией фабрикантов. Вот письмо.
— Я не думаю, что это серьезно. Как-нибудь уладится, — сказал Глим, пробежав письмо. — Хотя подождите, — прибавил он, — ведь Экклесби в округе Хоу, не правда ли?
— Да, конечно, — сказал Годдар. — Потому-то Вилластон мне и написал.
— Я постараюсь быть в контакте с ними, — сказал Глим. — Руководящая фирма там «Кливер и Флайт». У меня с ними кой-какие связи, благодаря банкирам Розенталь и «Флуд и Сыновья в Лондоне».
— Вы и впрямь ходячая энциклопедия! — воскликнул Годдар.
Глим засмеялся и покрутил усы.
— Кстати, это напомнило мне о моей миссии, — сказал он. — Отчего вы не сделали визита лэди Файр?
Годдар не обратил внимания на кажущуюся непоследовательность и удивленно спросил:
— Что мне делать в дамских салонах?
— Сидеть, пить чай и принимать живое участие в политических сплетнях, — ответил Глим.
— Для этого я не гожусь, — возразил Годдар. — Я этого никогда не делал, а потому не буду делать этого и впредь.
— Весьма основательный довод для прогрессиста! Но лэди Файр все же сердится на вас.
— Почему? Потому что я не ответил на пустую любезность?
— Внимание лэди Файр никогда нельзя назвать пустой любезностью, если оно обращено к члену партии. Ее имя вам, вероятно, знакомо?
Годдар должен был признать, что слава лэди Файр ему не безызвестна.
— Так вот, — сказал Глим, — я, на правах вашего старейшего политического друга, все-таки настоятельно советую вам пойти к ней с визитом. Она прелестная женщина и всей душой преданная партии, и может вам оказаться полезной самым неожиданным образом. Ни один видный политический деятель не пренебрегал помощью женщины.
— Да, но многие попадали в крупные передряги из-за женщин…
— Но еще больше выкарабкались из них благодаря помощи женщины, — убежденно возразил Глим.
— Но она, пожалуй, очень удивится, если я зайду к ней?
Глим разразился смехом. Сколько еще простоты было в Годдаре!
— Я вам говорю, дорогой мой, — сказал он, — что лэди Файр, как покровительница партии, до сих пор ожидает, что вы зайдете выразить ей свое почтение. Да разве вы не понимаете, что она оказала вам внимание, проделав длинный путь в Степней только для того, чтобы слушать вас?
