Замер весь султанский двор, когда во время совета шейхов двое пашей в сопровождении янычар поднесли Ибрагиму приговор.
Пробежав глазами футву, великий визирь отшвырнул ее прочь. Оглядел всех своих друзей и сказал:
— Она победила!
По шариату высокие сановники Турции, приговоренные султаном к смерти, не должны ждать, пока их казнит палач. И Ибрагим-паша, еще мощный, сильный полководец, выхватил свой кривой острый нож и, взглянув на Баязида, словно хотел что-то передать ему, изо всех сил ударил себя в грудь.
Удар был точным…
С почестями хоронили Ибрагима-пашу. Погрустнел Стамбул. Ревели пушки в Золотом Роге. Армия прощалась со своим полководцем. Склонили головы паши, шейхи — нет Ибрагима; нет храброго и мудрого полководца, ослабла армия. Она (имя Роксоланы боялись произносить) сделала больше, чем все враги вместе взятые.
А Роксолана стояла у окна, наблюдала похоронную процессию и не чувствовала сожаления. Была строгая и решительная. Да, это она его убила, она.
«За оскверненные наши села, за слезы Украины, за утраченное счастье мое и всех плененных девчат. За смерть отца и матери… Буду мстить и дальше. Сколько смогу. До последнего вздоха».
* * *
— Настя! Настя — я…
Она остановилась. Крик доносился из какой-то галеры. Голос отчаянный, но такой знакомый и родной.
Настя в сопровождении сына Селима — стройного чернобрового юноши, Ивана Кочерги из Переяслава, Али, своих приближенных ханум и служанок только сошла с ялика, на котором веселая компания прогуливалась по морю.
Все увидели: ее звал с далматской бригантины какой-то раб — гребец, прикованный цепями к сидению. Галерник старый, голый по пояс, черный от солнца. Только белая борода, волосы на голове и пышный ус. Эти усы были такие знакомые…
Роксолана в покрывале, удивляясь, как ее узнали, подошла ближе к галере.
— Дядька Максим!
И сразу воскресли перед глазами далекие-далекие времена: тихий солнечный день, праздничный стол под грушей, пахнет любистком и медом, гудят пчелы над цветами, и сияют золотые кресты на церкви, «Иван, и у тебя девка — как маков цвет…», и аист на риге…
— Дядька Максим, откуда вы?
— Из Египта! По всему миру носит меня горькая судьба! Восемнадцать лет уже, Настя.
Восемнадцать лет…
— Как вы узнали меня?
— А мне сказали: вон султанша. А я знаю, что это ты. Все знаю.
Настя велела Али привести хозяина бригантины. Вскоре появился низенький толстяк с выпученными черными глазами. На арабском языке Настя сказала, что хочет выкупить у него всех рабов-славян. Упал на колени толстяк, слезно умолял пожалеть его, потому что на галере сорок два казака, а таких крепких гребцов он сейчас нигде не возьмет. Поэтому сидеть ему в Босфоре год… Но когда золотоноша султанши подал толстяку драгоценные камни, кошельки с золотыми дукатами, владелец бригантины быстро согласился.
А на берег, пошатываясь и потирая изъеденные кандалами ноги, сходили гребцы. Они падали на колени перед Настей, рыдая, желали ей здоровья и долгих лет жизни.
…Еще солнце не взошло из-за дальних морских просторов, а на одной из галер в Босфоре заскрипела якорная цепь. Затрепетали паруса, дружно поднялись над водой весла. Многочисленная стража ревностно проверяла бумаги. Но все было в порядке. Султанская печать утверждала: галера берет курс на Кафу. Али-паша везет важные указания Сулеймана Крымскому ханству.
Корабль отправляется.
На берегу, кутаясь в голубую индийскую шаль, стоит Роксолана. Удивляется стража: сама султанша так рано провожает корабль, идущий по обычным делам.
А Роксолана знала больше. На галере — дядька Максим, сейчас уже дед Максим, и еще сорок выкупленных рабов. А еще — Иван Кочерга, поседевший, старый драгоман, который решил умереть в Украине. Ведет корабль Али, ставший уже пашой, — могучий воин Андрей, который тоже пожелал вместе с отцом убежать в незнакомую, но родную Украину.
В море галера повернет на Очаков, войдет в устье Днепра, спокойно пройдет между турецкими крепостями, расстреляет из пушек растерянную стражу — и вверх по Днепру, к каменному гнезду запорожцев — Хортице.
Роксолана. Старинная гравюра
Вернутся все на священную родную землю. Вернется и старый Кочерга в родной Переяслав, долго не будут узнавать его родные, так и останется он там под новой фамилией — Драгоман. Али-паша станет Андреем Пашой — славным запорожским куренным, а затем и полковником, который будет водить победителей в славные походы. А дядька Максим Некора — дед Некора, дед Турок (так будут звать его теперь) — возьмет в руки кобзу и пойдет в родной Канев. Пройдет он много сел и городов. Будет петь на площадях о славной украинке Насте из Рогатина, которая освободила из плена тысячи украинцев, а еще белорусов и московитов, армян, грузин, поляков. Найдет дед Некора внуков в своем Каневе и будет им рассказывать до конца дней своих о дальних странах, в которых навеки затерялись среди чужих племен и народов славные сыны Украины…
Только Настя Лисовская оставалась на чужбине.
«Неужели здесь мне придется и умереть? — думала она, стройная, красивая женщина, полная сил и энергии, провожая в то утро галеру с последними своими земляками. — Неужели больше не увижу своей земли? Золотой ржи в поле. Голубого неба. Неужели не услышу колокольного звона, не увижу женщин в вышитых сорочках, нежных и приветливых? Неужели не услышу языка родного? Нет, услышу, увижу, если… если мой Селим станет султаном. И пойдет на Крым, сокрушит его, сравняет с землей татарские крепости. Тогда уже и я приеду в Украину.
…А Селим сможет стать султаном, если его не убьет Баязид. И если самого Баязида не станет…»
Глубоко задумалась Настя Лисовская, стоя у Босфора.
А отправляя через несколько дней Селима на охоту, надела ему под рубашку серебряную кольчугу. Приказала ни на шаг не отходить от старших братьев и немедленно обезглавить того, кто… стрельнет в него из лука.
Совет был своевременный. Во время одной из охот ударилась стрела о спину Селима и отскочила. Бросил какой-то слуга. Селим сразу же подскочил к нападавшему и отрубил ему голову.
— Слуги Баязида хотели убить Селима, — сказала вечером Настя султану. — Баязид ненавидит его и меня. Рано или поздно он убьет Селима и меня… Да разве ты не видишь, великий Сулейман, Баязид дружит с персами, твоими врагами!
— Да, — печально кивнул султан.
— Он женат на персидской царевне, имеет от нее сына… А персы бунтуют, восстают против тебя, владыки мира…
— Бунтуют! — крикнул Сулейман, которого распалили Настины слова.
