— Как мне кажется, леди не по душе ваше внимание, Хоувик, — раздался из тени знакомый голос, тихий, но угрожающий.
Хоувик быстро перевел взгляд на выступившего из угла Линвуда. В темноте черты его лица казались острее, черные волосы темнее, а глаза и вовсе светились дьявольским огнем. Он представлялся столь же совершенным, что и окружающие мраморные статуи. Волчьи глаза на его трости тоже зловеще сверкали. В лунном свете и укрытый тенью, Линвуд являл собой воплощение красоты и опасности. Его поза и манера держаться выражала крайнюю сосредоточенность и настороженность, балансирующие на грани агрессии.
— Это касается только меня и мисс Фокс. Вы же не глупы, Линвуд. Я человек могущественный и богатый. — Хоувик смерил взглядом своего визави. — Лучше бы вам скорее уйти.
— В ваших словах мне слышится угроза.
— Понимайте как знаете.
Напряжение в маленькой галерее нарастало. Сердце Венеции колотилось так быстро, что причиняло боль. Затаив дыхание, она ожидала, что Линвуд повинуется и уйдет, оставив ее наедине с Хоувиком.
— Я не тронусь с места, — произнес он спокойным пугающим голосом.
Воцарилось тяжелое молчание. Мужчины смотрели друг на друга, точно два пса, которые, оскалившись, готовятся к схватке.
— Ах, вот в чем дело! — воскликнул наконец герцог, как человек, только что совершивший великое открытие. — Это не Девлин перебивал мои ставки, а вы.
— Отойдите от мисс Фокс.
— А если я этого не сделаю?
Линвуд смерил Хоувика взглядом человека, который не остановится ни перед чем, даже перед убийством. У Венеции кровь застыла в жилах от этого взгляда. Очевидно, Хоувик тоже это понял, потому что ослабил хватку.
— Убирайся, — приказал он ей и толкнул через галерею к двери. — Но знай, между нами ничего не закончено, Венеция.
— Более чем закончено, Хоувик, — мрачно произнес Линвуд.
— Еще посмотрим, Линвуд.
— Закройте за собой дверь, мисс Фокс, — приказал ее защитник.
Венеция не спешила уходить, опасаясь того, что может произойти между мужчинами. Хоувик выше и полнее Линвуда, хотя Линвуд более гибкий, поджарый, сильный и мрачно-решительный.
В это время Линвуд впервые встретился взглядом с Венецией, она, кивнув, развернулась и поспешила прочь из галереи, оставив мужчин наедине.
Венеция прохаживалась по залу, внешне спокойная и собранная, как всегда, хотя внутренне вся трепетала. Наконец ей удалось разыскать Элис.
— Хорошо проводишь время? — поинтересовалась Элис, казавшаяся очень счастливой.
— Как никогда.
— Черт побери! — вдруг воскликнула Элис, с ужасом и восторгом глядя куда-то за спину Венеции.
Все присутствующие повернулись в ту же сторону, даже музыканты на мгновение перестали играть. По бальному залу прокатилась волна сдавленного шепота.
У Венеции возникло нехорошее предчувствие. Ей совсем не хотелось знать, что происходит, но она все равно обернулась.
Хоувик пробирался через толпу гостей к двери. Его белоснежная рубашка и галстук были заляпаны пятнами крови, он прижимал платок к разбитому носу.
Венеция взирала на него широко раскрытыми глазами.
— Ради всего святого, что с ним случилось? — прошептала Элис.
Венеция промолчала, хотя ответ был ей отлично известен. Как и все присутствующие, она просто наблюдала за Хоувиком.
— Девлин? — как бы про себя предположила Элис.
Очевидно, многим пришла в голову подобная мысль, взгляды обратились в сторону Девлина. Но тот стоял у высокого французского окна в дальнем конце зала, шокированный не меньше других.
Глубоко вздохнув, Венеция взяла бокал шампанского с подноса проходящего мимо лакея. Внутренне до сих пор трепеща от пережитого потрясения, она не могла не думать о том, что герцог едва не погубил ее репутацию, а спасение пришло от мужчины, который, по ее мнению, был на это не способен. Ведь он хладнокровно застрелил сидящего за столом в кабинете безоружного человека, который к тому же не вполне оправился от ранения в ногу, полученного во время охоты. Венеция отыскала глазами Линвуда. Он разговаривал с Рейзби. На мгновение их взгляды встретились, потом танцующие пары скрыли его из вида. Когда же они отступили, Линвуд уже исчез.
Сердце Венеции неистово колотилось, кровь быстро бежала по жилам. Потупившись, она попыталась восстановить самообладание и снова надеть маску собранной, невозмутимой мисс Фокс. Высоко вскинув голову, кивнула, будто в ответ на фразу Элис. В зале играла громкая веселая музыка, но в ушах Венеции до сих пор эхом звенел голос Линвуда: «Я не тронусь с места».
Он спас ее. Снова. От осознания того, что она уже узнала о Линвуде, тревога стеснила ей грудь. Ее брату это тоже не понравится.
На следующее утро Линвуд прислал Венеции записку следующего содержания:
«Не окажете ли мне честь прокатиться сегодня после полудня в Гайд-парке? Надеюсь, вы не сочтете это предложение чрезмерной самонадеянностью с моей стороны.
Ваш преданный слуга,
Л.».
Его почерк оказался угловатым и резким, с уверенно выведенными пером буквами, с силой впечатанными в дорогую бумагу. Черные чернила тоже были самыми дорогими. Читая послание, Венеция представляла, как слышит глубокий, плавный голос мужчины, его написавшего. В слове «самонадеянность» таилась легкая ирония и напоминание о ночи, когда он спас ее от бандитов. Перед мысленным взором снова возникло угрюмое прекрасное лицо с четко очерченными скулами и чувственными губами, способными заставить женщину напрочь позабыть о благоразумии.
Венеция скомкала лист бумаги, испытывая огромное искушение отправить его в камин, превратить в горку золы. У нее не было ни малейшего желания кататься с Линвудом по парку, особенно учитывая противоречащие логике и здравому смыслу чувства, которые он в ней вызывал: возбуждение, влечение, потеря контроля. Она закрыла глаза, понимая, что не вправе ему отказать, ведь он часть игры, на которую она осознанно согласилась. Вздохнув, она осторожно развернула скомканный лист и стала разглаживать его. Долгое время простояла у окна, глядя на записку в неверном осеннем свете и размышляя о написавшем ее человеке, который совершил хладнокровное убийство. Наконец, глубоко вздохнув, она села за маленький письменный стол в гостиной, открыла один из ящиков и спрятала послание Линвуда. Затем положила перед собой стопку чистых листов бумаги и, обмакнув перо в чернила, принялась писать ответ.
Когда Альберт объявил, что Линвуд ожидает в гостиной, Венеция ощутила ужас и, как бы ни старалась это отрицать, удовлетворение от того, что он все-таки пришел. Ей одновременно хотелось приказать Альберту выпроводить его вон и в то же время увидеть. Она испытывала несвойственную ей неуверенность. Пришлось напомнить себе, что она не может прогнать Линвуда, поскольку нужно прежде всего думать об исполнении возложенной на нее миссии, единственной причине их встречи. Венеция сидела перед туалетным столиком и гляделась в ручное зеркальце, ничего не видя в нем. Намеренно не торопясь, она вдела в мочки ушей жемчужные сережки, провела пальцами по мягкой шапке из меха белого кролика, проверила, на месте ли удерживающие ее шпильки.
