— У меня очень хороший начальник стражи, мессир. Шевалье де Беньот вполне справляется со своими обязанностями, — наконец ответила графиня, — к тому же мое графство находится среди могучих соседей, под их надежной защитой.
— Да, конечно, вы правы. Я всегда готов прийти вам на помощь, если вы меня об этом попросите. И все же, я думаю, графству не хватает твердой мужской руки.
— К сожалению, мой отец… — начала Кларисса, но герцог, слегка склонив голову, перебил ее.
— Мне очень жаль, Кларисса, но война не щадит никого.
— Аббатство не представляло военной угрозы. И вы должны понять мои чувства — ведь у меня есть брат. Он и унаследует титул.
— Еще раз приношу свои соболезнования, мадмуазель, — опять перебил Роберт, — но мертвых не оживить, и всем нам надо думать, как жить дальше. А брат ваш, как мне известно, к сожалению, инвалид, и вряд ли когда-нибудь сможет управлять графством.
Девушка ничего не ответила и стала дрожащими руками накладывать себе на тарелку землянику. Разговор явно перешел не в то русло, к тому же норманн был не искушен в тонкостях светской беседы. Викинг привык все говорить прямо и коротко. Слуги принесли вторую перемену — жареного угря под укропным соусом. Уделив внимание и рыбе, Роберт прямо перешел к делу.
— Мадмуазель, мой визит, скажу прямо, связан с некоторой деликатной миссией, — проговорил он.
Кларисса умела делать удивленный вид. Тонкие дуги темных бровей изогнулись на округлом лбу.
— У меня для вас есть жених.
Самые тревожные подозрения девушки начинали сбываться.
— Хевдинг Ингмар Дагфинсон, — добавил герцог.
— Хевдинг?
— Да, хевдинг — это граф. Ингмар знатного норвежского рода, из Олесунфьорда, его отец… — Роберт Первый взглянул на графиню — девушка сидела молча, бледная как полотно.
— Да вы не переживайте, — круглое лицо расплылось в улыбке. — Ингмар красивый мужчина, двадцати восьми лет, любая девушка была бы рада назвать его своим мужем.
— Но я его даже ни разу не видела. К тому же вы ведь знаете, что мне было бы тяжело выбрать себе в мужья норманна. Мои родители были убиты именно вашими соотечественниками.
— Увидите вашего жениха и будете приятно удивлены, — отрезал герцог. — А по поводу смерти ваших уважаемых родителей… Даю вам честное слово, что мой протеже не участвовал в этом нападении на аббатство. Так что я жду вашего ответа!
— Когда я могу дать ответ?
— Ответ вы можете дать прямо сейчас, а можете — через неделю, — сказал герцог Роберт, вставая из-за стола и поправляя кольчугу, — я ставлю лишь одно условие — ответ должен быть положительным.
— Но…
— Никаких но, графиня де Мелан, — уже твердым голосом добавил мужчина. По его знаку дружинники все дружно встали из-за стола и стали покидать помещение зала. Кларисса оставалась сидеть за столом, все еще не в силах придти в себя. Норманны уже почти все вышли из зала, и на крутой лестнице слышались их тяжелые шаги. Последним к дверям шел герцог. В проеме Роберт остановился и оглянулся на девушку. Кларисса застыла за столом в странной позе. Одна рука поддерживала белый лоб, обрамленный блестящими локонами, а другой она придерживала готовый упасть серебряный кубок.
— Значит, свадьба — через две недели, — жестко произнес герцог и исчез в арке дверного проема.
— Благодарю за завтрак, — раздался его низкий голос уже из коридора.
Сладкоголосый скальд закончил свою балладу, и герцог Роберт Бесстрашный отставил большой серебряный кубок с недопитым вином в сторону. Его раскрасневшееся лицо, освещенное всполохами догорающих углей в большом камине, застыло в отрешенной истоме. Молодой хевдинг нетерпеливо вздохнул, напоминая владыке Нормандии, что он давно ожидает, когда же, наконец, герцог скажет, зачем попросил его зайти после ужина.
— Подыскал я тебе невесту, Ингмар, — наконец повернул он свой взор на молодого мужчину.
Ингмар удивленно приподнял пшеничные брови.
— Да, да, друг мой, я считаю, что тебе надо жениться, — добавил герцог умиротворенным голосом. Великолепные северные баллады всегда улучшали настроение нормандскому правителю.
— Да я как-то и ничего не думал по этому поводу, — осторожно начал возражать Ингмар, — нет особой нужды влезать в хомут. Да и не дома мы, а на чужой земле… Мы здесь посторонние, а для франкских женщин — враги …
— А я вот не считаю, что земля Нормандии чужая! Вот когда мой дед Роллон впервые ступил на эту землю — да, она была чужая для нас, викингов! А сейчас она даже называется Нормандией! Это значит — страна норманнов, северных людей. Мы пришли сюда и по праву сильного взяли себе эту благодатную землю.
— Я слышал о тех временах — скальды поют песни о его подвигах — с уважением сказал Ингмар. — Рассказывают, что вашего деда звали Пешеходом, так как он был таким громадным, что ни одна лошадь не выдерживала его веса. Потому и ходил он всегда в бой пешком. Правда ли это?
— Это правда, Ингмар. А еще правда, что Роллон создал здесь новую страну. Теперь здесь, в Нормандии, жить стало намного легче и безопасней, чем при прежних правителях. Подлые франки привыкли лгать и изворачиваться! Из-за воровства и обмана в Нейстрии честному человеку невозможно было жить. Землевладельцы творили что хотели, в провинции царил сплошной беспредел. Законы были растоптаны, никакого справедливого суда для простых людей не было. За одно мгновение можно было лишиться средств к существованию в результате произвола или воровства! — герцог сурово сжал губы.
Выслушав герцога, Ингмар задумался. На родине знали о подвигах Роллона Пешехода, первого завоевателя Нормандии. Правда, в основном это были рассказы о боевых сражениях славного вождя. Под его предводительством викинги оттеснили франков с их земель в устье Сены, и король вынужден был признать Пешехода герцогом новой провинции Нормандии. Дед Ингмара рассказывал, что согласно ритуалу, после посвящения в герцоги, Роллон должен был поцеловать сапог короля. Гордый вождь поручил это сделать своему дружиннику. Но и простой воин не был лишен чувства собственного достоинства. Викинг схватил ногу короля и, подняв ее до уровня своего лица, изобразил насмешливый поцелуй. Естественно, кресло короля опрокинулось, и незадачливый сеньор упал, вызвав у северян гомерический хохот — желая унизить других, сам король был вынужден испытать позор.
— Моего деда еще звали дьяволом, — продолжал рассказывать Роберт, — в бою он действительно был таким, но в мирное время не было лучшего правителя. Через несколько лет он навел в Нормандии полный порядок. Воров беспощадно казнил. Как-то однажды даже приказал повесить женщину вместе с ее мужем, попробовавших его обмануть.
