– Архиепископ Кентерберийский обратился ко мне с просьбой расследовать убийство епископа Прескотта, – сообщил виконт.
На мгновение пальцы, державшие зонтик, сжались так крепко, что Себастьян услышал, как хрустнул хрупкий бамбук. Но спокойствие в тоне спутницы не поколебалось.
– Епископа? – вскользь переспросила Геро. – И какое отношение, скажите на милость, его смерть имеет ко мне?
– Не знаю. Вот почему я заинтересовался, когда услышал, что вы запросили копию перечня его последних назначенных встреч.
– А-а, – негромко протянула мисс Джарвис, бросая взгляд на ковылявшего через двор изможденного одноногого мужчину с костылем. – И вы хотите выяснить, зачем?
– Именно.
– Видите ли, я убеждена, что епископа шантажировали.
– Шантажировали? – Себастьян ожидал услышать что угодно, кроме этого.
– Да.
– И что же именно, мисс Джарвис, привело вас к такому выводу?
– Во время нашей вчерашней беседы я нашла его преосвященство порядком взволнованным.
– Вы встречались с Прескоттом?
– А вы этого еще не установили? – покосилась собеседница.
– Пока нет. И в котором часу?
– В шесть вечера.
– Значит, именно с вами была назначена та важная встреча, которую он не захотел отменять. Не возражаете, если я спрошу, зачем вы виделись с епископом Лондонским?
Геро коротким, резким движением крутанула элегантный зонтик.
– Разумеется, вы можете задать вопрос, милорд, если вам угодно. Только я не намерена на него отвечать. Уверяю, это не имеет ни малейшего отношения к вашему расследованию.
– Может, и так, – спокойно согласился виконт. – Но поймите, я все равно выясню.
Мисс Джарвис повернулась к нему лицом: губы крепко сжаты, в глазах – ледяная неприязнь.
– Что ж, если вы настаиваете… Епископ попросил моего содействия в подготовке выступления перед Палатой лордов в этот четверг.
Себастьян всмотрелся в гладкую линию щеки, изгиб темных ресниц, полуприкрывших устремленный в сторону взгляд. Неплохая лгунья. Но не безупречная.
– Об отмене рабства? – уточнил он.
– Именно.
Девлин перевел глаза на возвышавшуюся посреди двора статую Карла II, изображенного в виде римского императора. Если он правильно представляет себе события того вечера, мисс Джарвис прибыла в Лондон-хаус вскоре после разговора преподобного Малькольма Эрншоу с епископом. Вот только трудно понять, почему обнаружение давнего трупа в деревенской церквушке могло вывести из равновесия такого могущественного и влиятельного человека, как епископ Лондонский.
– Прескотт вам признался, что его шантажировали?
– Не так определенно.
– И что же такого он сказал, что навело вас на столь необычную мысль?
– Извините, но я не могу вам сообщить.
– Вы… – Себастьян запнулся, глубоко вдохнул и продолжил более спокойным тоном: – Мисс Джарвис, может, мне следует напомнить вам, что епископ мертв?
Баронская дочь держалась чрезвычайно невозмутимо.
– Очевидно, в этом нет необходимости, лорд Девлин. Но Френсис Прескотт был моим другом. То, что он мне доверил, является строжайшей тайной. И я не думаю, что смерть человека освобождает его друзей от необходимости уважать личную жизнь покойного.
– Вы сдержите данное епископу слово, даже если это позволит его убийце уйти безнаказанным? – изумленно уставился Себастьян.
– Нет, – ноздри Геро вздрогнули от быстрого вдоха. – Но если можно выполнить обещание, самостоятельно наведя некоторые предварительные справки, согласитесь, я просто обязана предпринять подобный шаг. Буде вдруг обнаружится, что известные мне сведения имеют отношение к гибели епископа, тогда, разумеется, я сообщу их вам.
– И поэтому вы запросили список назначенных встреч?
– Да.
Девлин заметил, что собеседница снова отвела глаза. Возможно, сказанное Геро и было правдой, но у Себастьяна возникло неприятное чувство, что лишь отчасти.
– Видите ли, шантажисты не всегда записываются на прием, – заметил он.
– Это приходило мне в голову, – чуть раздулись изящные ноздри.
– Вы искали в списке чье-то конкретное имя?
– На самом деле, я еще не получила бумагу.
Себастьян стиснул зубы:
– А когда вы все же ее получите, мисс Джарвис, чье имя вы ожидаете там увидеть?
Виконт не надеялся на ответ. Но, к его удивлению, Геро, слегка искривив губы в недоброй усмешке, бросила:
– Лорда Квиллиана.
– Квиллиана? Вы что, серьезно подозреваете лорда Квиллиана в убийстве епископа?
– А вы находите это абсолютно невероятным? – изогнулась тонкая бровь.
– Этот джентльмен – щеголь и фат. Воротнички его рубашек так высоки, что он с трудом поворачивает голову, а сюртуки пошиты настолько в обтяжку, что разошлись бы по швам, вздумай барон размозжить кому-нибудь череп.
– Можете оставаться при своем мнении. Однако он победил в двух дуэлях…
– Да, двадцать лет назад.
– … и, к тому же, ярый противник отмены рабства.
– Как и множество других жителей Лондона.
– Справедливо. Но сколько из них заходили так далеко, чтобы угрожать епископу?
– Квиллиан угрожал? Это Прескотт вам рассказал?
– В этом не было необходимости. Мы с его преосвященством прогуливались в субботу в Гайд-парке, когда лорд Квиллиан начал цепляться к епископу.
– Цепляться?
– Вот именно. Он, в частности, предостерег Прескотта, чтобы тот отказался от выступлений в поддержку закона об отмене рабства, заметив, что людям, живущим в стеклянных домах, не следует бросаться камнями.
– Это могло быть сказано вовсе не в качестве угрозы.
– Да, но барон еще добавил: «Смотрите, как бы ваш собственный дом не разбился вдребезги, ваше преосвященство».
Себастьян глянул на аллею перед заросшим входом в старый сад Ранела[18], где Том прогуливал пару серых лошадей.
– Вы, конечно, понимаете, что теперь я вцеплюсь в лорда Квиллиана.
– Надеюсь на это всем сердцем. А иначе зачем бы мне это вам сообщать?
– Вы ведь не думаете на самом деле, что этот потасканный модник как-то причастен к смерти епископа, – хмыкнул виконт.
– Напротив, – возразила Геро, поворачивая обратно к часовне.
– Говорите, убитый был вашим другом? – пристроился рядом Девлин.
– Да.
– Тогда расскажите мне о нем.
Мисс Джарвис устремила взгляд туда, где, сложив руки за спиной, терпеливо дожидался полноватый усатый доктор. Себастьян заметил, как тоскливо и горестно сжалось ее лицо.
– Разве можно несколькими словами описать такую полную жизненных сил, многогранную личность? Он был… он был самым сострадательным и внимательным человеком, которого мне доводилось знать.
