Несса в ужасе бросилась бежать, как будто за ней гнались все дьяволы ада.
Гаррик также был ошеломлен произошедшим. Одна только мысль о том, чтобы покуситься на монашку — величайший грех. Когда в первый день он понял, что его влечет к монашке — пусть даже к послушнице, — он устыдился, но теперь он не просто смотрел на нее или видел греховные сны — он до нее дотронулся! Его переполняло отвращение к себе.
— Сестра Агнесса! — окликнули ее уже более настойчиво.
Погруженная в свои мысли, Несса не сразу отозвалась. Она стояла на коленях в маленькой часовне аббатства, где провела большую часть дня, молясь о прощении и о ниспослании какого-нибудь знака, подсказывающего, какой избрать путь. Сестры понимали: ей нужно получить божественное руководство в принятии важного решения, поэтому ее и освободили от других обязанностей, кроме участия в обычных богослужениях. Морщась от боли в онемевших ногах, она встала и повернулась к пожилой женщине, терпеливо ожидавшей ее.
— Аббатиса Бертильда просит тебя зайти. — Старуха ободряюще кивнула и скрылась.
Несса была рада передышке. Посмотрев в коридор, где тонкие свечки числом не более минимально необходимого едва освещали темный проход, Несса подавила в себе тоску по ярко освещенным комнатам и мягким скамеечкам для молитв в Солсбери-Тауэре. Девушка сбежала из замка, даже не подумав сообщить Алерии о том, как граф ответил на ее пожелание (Несса была поглощена собственными переживаниями и раскаянием), и вчера она прибыла в аббатство поздним вечером. Теперь же ее сомнения усиливались с каждым мгновением. Доводы графа попали в самую точку. Она слишком поглощена мирскими делами, слишком легко поддается гневу и спорит. Но самое важное открытие принесли его руки. Конечно, женщина добродетельная стояла бы себе спокойно или, еще лучше, оттолкнула бы его! А вот она… Чувство вины терзало ее все сильнее.
Она выпрямилась, подняла голову. Разумеется, аббатиса спросит, что же она решила. Несса весь день простояла на коленях, но так и не получила знак. Она знала, что придется признаться в грехе, и устремилась к аббатисе с намерением поскорее очистить душу признанием.
Аббатиса Бертильда ждала в дверях своей кельи, на румяном пухлом лице светилась улыбка.
— Входи, входи… Если бы я знала, что ты в часовне, позвала бы тебя раньше.
Несса попыталась улыбнуться. Торопясь с раскаянием, пока не струсила, она заговорила, не дожидаясь, что скажет аббатиса:
— В замке королевы я решила вступить в орден, но впала в грех, самый большой грех в моей жизни.
Аббатиса подняла брови, но промолчала, зная, как трудно сейчас приходится девушке. Она села на единственный стул в келье и кивком подала знак продолжать.
Несса поначалу запиналась, рассказывая, как ей понравился граф, но потом словно прорвало плотину — она упала на колени и призналась, что граф ее обнимал.
— Матушка, вы видите, что я не достойна находиться среди вас, святых сестер. — Несса уткнулась лицом в колени аббатисы, чтобы спрятать слезы.
— Успокойся, дитя мое, — ласково сказала аббатиса Бертильда и погладила склоненную головку. — Я вижу в тебе такую же грешницу, как все мы. Всемогущий прощает кающегося грешника. Все не без греха. Мы не святые, мы служим Господу во искупление земных грехов и для того, чтобы приблизиться к Нему.
Никогда еще Несса не чувствовала такую близость к аббатисе, и предстоящая жизнь в монастыре стала казаться более привлекательной. Но тут же перед ней возник образ графа с ледяными серебряными глазами и удивительно теплой улыбкой.
Аббатиса увидела, что взгляд девушки удаляется, и покачала головой. В иных обстоятельствах эта девушка была бы счастлива сменить образ жизни на другой, столь же достойный, но пока…
— Агнесса, этот человек намерен стать твоим братом. Боюсь, только ежедневные молитвы в святом ордене могут дать надежду, что твоя душа очистится от кровосмесительного желания.
Несса закрыла лицо ладонями. Аббатиса говорила правду, и девушку охватило отчаяние; было так больно, что она почти не слышала продолжения:
— Но я позвала тебя не за этим. Королева призывает тебя немедленно вернуться на обручение сестры.
Надежда — она снова увидит графа! — захлестнула сердце счастьем… и стыдом за такую ужасную порочность. Разумеется, это Алерия уговорила королеву вызвать ее. Но как она это переживет?..
В Большом зале Солсбери стоял гул, то и дело слышались громкие возгласы и взрывы смеха. Несса сидела за высоким столом — сидела, закрыв глаза и впитывая знакомые звуки земного братства, от которого ей вскоре придется отречься. Впервые внутренний голос молчал и не говорил о вреде этих бесценных радостей жизни. Поездка, начавшаяся на рассвете, как и в прошлый раз, закончилась к вечеру, Несса поспела к вечерней трапезе, но на сей раз она сидела в общем зале, и неподалеку от нее находилась ее гостья.
Обдумав приглашение вернуться, она упросила аббатису во избежание новых прегрешений послать с ней «охрану» — набожную послушницу Сибиллу, которая неукоснительно шла тернистым путем, ведущим в рай. Аббатиса согласилась с тем, что Нессе нужна помощь в противостоянии грешным желаниям, и отпустила их вдвоем.
Она с благодарностью посмотрела в сторону Сибиллы — ее посадили рядом с Коннелом Райборном, а Несса заняла следующее место, чтобы находиться как можно дальше от графа. Несса думала, что Сибилла не чувствительна к мужскому обаянию, но вскоре обнаружила, что бледные щечки девушки разгорелись от восхищения перед бароном. Вопреки благим намерениям взгляд скользнул дальше — мимо Сибиллы, мимо Коннела, мимо Элеоноры, — ее неумолимо влекло к мрачному мужчине в дальнем конце стола. Тут серебряные глаза взглянули на нее, и Несса тотчас отвернулась — нельзя смотреть на него!
Но уже в следующее мгновение она снова повернулась к графу.
— В Суинтоне мы пробудем одну ночь, может, больше, — сообщил Гаррик будущей супруге; впрочем, сидевшая рядом с ним красавица не могла отвлечь его внимание от другой женщины — он не сводил с нее глаз.
«Что ж, судя по выбору спутницы, она решила не допускать больше прегрешений», — подумал граф. И ему вдруг стало так грустно, что заболело в груди. Бессознательно он лелеял приятную мысль: если она в тот раз не проявила недовольства, значит, расстанется с аббатством. Теперь он отчаянно ругал себя за безрассудные надежды. Для монашки тот поцелуй означал грешное страстное желание — чем же еще он мог быть для нее, его будущей свояченицы? Увы, реальность неумолима, и сейчас он испытывал отвращение к себе за поступок, который только ускорит ее отречение от мира.
