В 1589 году монах-капуцин, нанятый якобы жаждущей мести сестрой Гиза, смертельно ранил кинжалом Генриха III. Перед смертью Генрих заключил перемирие со своим кузеном Бурбоном, Генрихом Наваррским. Были ли его действия вдохновлены предсмертным наставлением Екатерины, сказать сложно, однако Генрих Наваррский действительно взошел на французский трон под именем Генриха IV и стал одним из наиболее любимых и веротерпимых королей Франции. Впрочем, ему потребовалось десять лет на то, чтобы покорить Париж. В конце концов он перешел в католичество ради того, чтобы город признал его своим королем: именно это решение породило его знаменитую остроту: «Париж стоит мессы».
Главенство над Католической лигой, созданной убитым герцогом Гизом, принял на себя другой его брат; Лига и далее обладала значительным влиянием на французских католиков, пока в январе 1596 года Генрих IV не подписал договор, который положил этому конец.
Старшая ветвь семейства Гизов окончательно прервалась в 1688 году.
Марго была освобождена из-под домашнего ареста только после того, как согласилась на расторжение брака. Она вернулась в Париж, где жила во все возрастающей пышности, став легендой при жизни и написав собственные, чрезмерно украшенные мемуары. Она скончалась в 1615 году, в возрасте шестидесяти одного года, на пять лет пережив бывшего супруга.
Генрих IV вторично женился на Марии Медичи, происходившей из младшей ветви этого рода. В 1601 году Мария произвела на свет будущего Людовика XIII. Подобно Екатерине, она долгие годы терпела неверность своего мужа; овдовев, добилась власти в качестве регента при своем несовершеннолетнем сыне.
Генрих IV правил Францией двадцать один год. Несмотря на переход в католичество, он по-прежнему проявлял терпимость к гугенотам и прилагал все усилия, чтобы сохранить в стране религиозную стабильность. В возрасте пятидесяти шести лет он был убит католическим фанатиком, когда ехал в карете по улице Сент-Оноре. После его смерти Франция опять оказалась ввергнута в религиозную распрю. Потомки Генриха продолжали династию Бурбонов до ее свержения в 1793 году. Преследование гугенотов прекратилось, когда революция 1789 года дала им равные с католиками права перед законом.
Личность Екатерины Медичи до сих пор остается окутанной завесой зловещих легенд. Ее обвиняли в нескольких наиболее гнусных преступлениях XVI века, включая убийство Жанны Наваррской и Гаспара де Колиньи. Некоторые утверждают, будто она отравила старшего брата своего мужа, а также двух своих старших сыновей, не говоря уж о множестве второстепенных фигур, которые имели неосторожность ей перечить или враждовать с ней.
Истинна ли эта легенда? В самом ли деле Екатерина безжалостно уничтожала всякого, кто стоял на ее пути? Обладала ли она любовью к власти? Те, кто знал ее лично, говорили и «да», и «нет»; те, кто не знал ее, точно так же выражали противоположные мнения. Елизавета I как-то сказала, что из всех европейских правителей она больше всего боится именно Екатерины; если бы подобный вопрос задали Филиппу II Испанскому, у него наверняка нашлась бы веская причина примкнуть к этому мнению. Как ни странно, именно Генрих IV, услышав нелицеприятные высказывания о покойной теще, резко ответил: «Что, спрашиваю вас, может поделать женщина, оставшаяся после смерти мужа с пятью детьми на руках и перед лицом двух семейств, которые только о том и мечтали, чтобы завладеть короной, — я говорю о нас (Бурбонах) и Гизах. Дивлюсь, что она не натворила чего похуже».
Чтобы изобразить Екатерину, я вынужден был пойти дальше исторически сложившегося образа вдовы в черном, вечно плетущей интриги сеятельницы зла. Уцелевшие до наших дней письма Екатерины говорят о ней очень многое, равно как и письма ее современников. Я обращался также к множеству исторических и современных источников, чтобы лучше понять и саму Екатерину, и время, в котором ей выпало жить.
К своему изумлению, я обнаружил отважную девушку, которая, пережив нелегкое детство и сложный брак, стала настоящей гуманисткой, обладавшей поразительной способностью к компромиссу. Екатерина ненавидела войну и боролась за мир; она была королевой и матерью, чья главная цель состояла в том, чтобы обеспечить выживание династии. Пускай Екатерина не раз совершала серьезные ошибки, я все же не верю, что именно она была вдохновительницей Варфоломеевской ночи; скорей уж, она стремилась уничтожить Колиньи, который по меркам той эпохи может считаться государственным изменником. После того как первое, анонимное покушение на Колиньи провалилось, Екатерина в спешке и панике не смогла предугадать, что, посылая Гиза убить Колиньи и других гугенотских вождей в его доме, она вызовет массовые убийства шести тысяч человек в Париже и его окрестностях и очернит свое имя в глазах потомков. Хотя она не была абсолютной пацифисткой в вопросах религии, ее позиция в корне отличалась от позиции Гизов, которые выступали за систематическое преследование еретиков. Всю свою жизнь Екатерина чуждалась оголтелого фанатизма, который царил в Испании, и делала все, чтобы ослабить подобные настроения во Франции. Беда в том, что лишь немногие из ее окружения разделяли эти стремления.
Интерес Екатерины к оккультным наукам подтвержден документально; подобно большинству людей эпохи Возрождения, она глубоко верила в существование тайных сил. Видения, которые посещали ее, или случаи ясновидения были письменно подтверждены ее родными и друзьями; несколько эпизодов, описанных мной в книге, взяты целиком из их воспоминаний. Она покровительствовала Нострадамусу до самой его смерти; Козимо Руджиери был ее личным астрологом и действительно предал ее. Тем не менее пресловутая тяга Екатерины к черной магии и ядам кажется недостоверной; легенда о том, что в Блуа у нее был специальный шкафчик с ядами, — чистой воды выдумка. Потайные отделения, которые можно увидеть и в наши дни, явно предназначались не для снадобий, а для личных документов. Я не обнаружил ни единого конкретного свидетельства тому, что Екатерина кого-то отравила или прибегала к черной магии; зато многие предметы, обнаруженные после ареста Козимо Руджиери в Шамборе, говорят о том, что он мог заниматься подобными вещами. Щедрость Екатерины к своим близким, ее длившаяся всю жизнь дружба со своими фрейлинами и Бираго, любовь к животным, необычная для того времени, подтверждаются несколькими источниками.
Бесплодие Екатерины, которым были отмечены первые годы ее брака с Генрихом, является предметом бесчисленных спекуляций. Некоторые источники возлагают вину на Генриха, которому пришлось подвергнуться операции интимного свойства, чтобы исправить дефект способности к семяизвержению; другие утверждают, что сама Екатерина обладала чересчур плотной девственной плевой, для нарушения которой потребовалось хирургическое вмешательство. Разумеется, подобные медицинские аномалии проверить невозможно, и я убежден, что объяснение лежит на поверхности: Диана де Пуатье удерживала Генриха от визитов на супружеское ложе до тех пор, пока не поставила Екатерину в полную зависимость от себя и не утвердила свою власть над этим браком. Тот факт, что Екатерина внезапно забеременела именно тогда, когда появление наследника стало для нее вопросом жизни и смерти, выглядит чересчур явным совпадением. Екатерина, правда, не остановилась на этом и произвела на свет еще семерых здоровых детей; я намеренно не упоминаю в этой книге о ее сыне, умершем во младенчестве, и трагически закончившейся в 1556 году беременности девочками-двойняшками.
