И снова судьба неожиданно оказалась против нее.
Еще не исчезло воспоминание о коротком, всего лишь на миг, объятии графа, а уже смертельный холод пронизал ее насквозь, стал туманить рассудок.
У нее появилось неодолимое желание броситься вслед за графом, позвать его обратно, снова обратить к нему свои мольбы.
Но ноги ее, словно налитые свинцом, отказывались слушаться. Она, как в ночном кошмаре, едва передвигала ими.
Ударившись о притолоку двери, Анжелика зашаталась и упала.
Уже лежа на полу, она увидела демона с блестящими клыками и горящими глазами. Он смотрел на нее в упор.
Кожа у нее вся покрылась мурашками. Тошнота подступила к горлу.
— Ах, это ты, Вольверина! Как ты меня напугала. Росомаха не отправилась вслед за Кантором в Кеннебек. Она продолжала рыскать по селению. Ее крупное, тяжелое, но гибкое, как у змеи, туловище появлялось то тут, то там.
И вот она здесь. Смотрит на Анжелику.
— Убирайся! Убирайся! — зашептала она, вся дрожа. — Убирайся, возвращайся к себе в лес.
Но тут какая-то огромная волосатая тень зашевелилась в муаровой листве большого дерева.
Снова видение. Призрак угрожавшей ей опасности. На самом деле это был всего лишь медведь, мистер Уилаби, повсюду бегавший вразвалку, принюхиваясь к соблазнительным запахам.
Он когтями выворачивал камни и языком ловко слизывал копошащихся там муравьев.
Машинально переставляя ноги, Анжелика спустилась к песчаному берегу. Гул голосов донесся до нее издалека, и она пошла в ту сторону. Но по мере того, как она продвигалась вперед, гул все больше удалялся от нее.
Прямо перед ней появилась белая фигура. Приглушенный голос позвал:
— Мадам де Пейрак, мадам де Пейрак!
— Что вы здесь делаете, Мария? Это так неосторожно с вашей стороны. Вам ведь еще рано вставать с постели, с вашими-то ранами.
— Помогите мне, прошу вас, дорогая мадам. Помогите мне дойти до благодетельницы.
Анжелика обняла ее за талию, гибкую и хрупкую, как у ребенка. Ноги Анжелики передвигались как бы сами по себе. Она то и дело оглядывалась назад и видела, что медведь и росомаха следуют за ними, не отставая. Она отчаянно замахала им руками:
— Убирайтесь! Убирайтесь, чудовища!
Все уже толпились на берегу, словно в амфитеатре, а в бухте, как на сцене, разыгрывался еще один спектакль. Лодка подплывала к берегу. Анжелика увидела головы волнующейся толпы и услышала рыдания, крики радости и слова молитв.
— Жива! — повторяла, обливаясь слезами. Кроткая Мария. — Да будет благословен Господь Бог и все святые угодники!
Анжелика стояла несколько поодаль, на краю обрыва. Отсюда ей было лучше видно, что происходило внизу. Лодка подплыла к берегу, и Жан вошел в воду, чтобы подтащить ее поближе.
Тут уже и «королевские невесты» с истерическим визгом бросились к лодке.
Из-за неразберихи Анжелике никак не удавалось разглядеть герцогиню. Зато ее внимание остановилось на молодой, необыкновенно привлекательной, женщине. Контрастируя с темными волосами, удивительная свежесть ее лица приковывала взгляд, словно какой-то загадочный светильник, или скорее, словно один из тех экзотических благоухающих цветков — камелии или магнолии, — чья белизна как будто подсвечена нежным розовым светом.
Или, если получше рассмотреть, скорее всего, женщина была похожа на птицу. Смелое сочетание ее ярко-голубого длинного плаща с короткой, из желтого атласа, юбкой и бледно-голубой блузкой с красной манишкой создавало ансамбль поразительно элегантный, как будто созданный для нее.
Правда, одна деталь как бы выпадала из стиля: ребенок на ее руках, жалкий и беспомощный.
— Вы спасли мое дитя! Да благословит вас Господь Бог! — раздался из толпы дрожащий голос Жанны Мишо. С распростертыми объятиями она бросилась к своему малышке Пьеру и обхватила его.
Освободившись от ноши, нарядно одетая женщина опералась на руку стоявшего рядом мужчины и легко спрыгнула на берег, высоко приподняв юбку из желтого, атласа, чтобы не замочить ее.
То, что Анжелика заметила в это мгновение, запечатлелось в ее памяти, приобретая слишком большое, непонятное для нее значение до того самого дня, когда она, преследуемая своими воспоминаниями, найдет, наконец, ключ ко многим тайнам.
Она заметила на ногах у молодой женщины ярко-красные чулки, маленькие, из алого бархата, туфли-сабо, украшенные зубчиками из белой кожи и бантами из золотистого атласа.
Анжелика как бы со стороны услышала произнесенные ею самою слова:
— Но.., кто же эта женщина?
— ОНА, — ответила Кроткая Мария, разрыдавшись. — Она, наша благодетельница! Мадам де Бодрикур!… Посмотрите на нее! Разве она не прекрасна? Наделенная всеми добродетелями, всеми милостями божьими!..
Вырвавшись из рук поддерживавших ее девушек, она бросилась к вновь прибывшей и упала к ее ногам.
— Ах, моя возлюбленная герцогиня!… Вы! Вы живы!
— Мария, мое дорогое дитя! — послышался низкий нежный голос.
Герцогиня наклонилась к Марии и поцеловала ее в лоб.
Одетый в темное коренастый мужчина, с очками на носу, выбрался без посторонней помощи из лодки, вышел на берег и попытался, правда, тщетно, несколько остудить сердечные излияния вновь встретившихся.
— Довольно, дамы, успокойтесь, — уговаривал он их. — Прошу вас, дамы! Дайте же наконец герцогине услышать слова приветствия от властителя этих мест.
Немного повыше на берегу стоял в ожидании Жоффрей де Пейрак в своим развевающемся на ветру плаще. И если он тоже испытал некоторое удивление от столь неожиданного вида герцогини-благодетельницы, то оно проявилось у него только в слегка иронической усмешке.
— Посторонитесь, милые дамы, — настаивал человек в очках. — Пожалейте герцогиню. Она так устала.
— Господин Арман, это вы! — закричали «королевские невесты», наконец узнавшие его.
Они по-дружески окружили его тесным кольцом. И мадам де Бодрикур смогла сделать несколько шагов навстречу графу де Пейраку.
Когда герцогиня подошла поближе, Анжелика заметила, что платье у нее запачкано и в нескольких местах разорвано, и что ноги ее, обутые в изящные туфли из бархата и белой кожи, с трудом ступали по глубокому песку и, несмотря на тонкость щиколоток, которую подчеркивала золотая стрелка на чулках, они казались тяжелыми и грузными, как у Анжелики, когда она шла в порт.
Конечно же, ноги ее бесстыдно лгали. А может быть, лгало лицо женщины. Оно было не таким молодым, каким показалось Анжелике издалека, но более красивым. В действительности, герцогине Амбруазине де Бодрикур было около тридцати лет. Она обладала непринужденностью и уверенностью, уже свойственными этому возрасту, но, в то же время, молодым задором и какой-то изысканной чувственностью.
