Не менее доволен остался Гефестион. Александр не только породнился с ним, но показал всему свету, как высоко ценит своего друга, сделав его везирем-хилиархом, своим официальным заместителем. Никто не мог сказать, что Гефестион добился своего положения не по заслугам, а благодаря особому расположению царя, как раз наоборот, Александр относился к нему всегда особенно придирчиво. Не всем Гефестион нравился — всем мил не бывает никто, и не всем понравилось такое сосредоточение власти в его руках. Конечно, пока жив Александр, Гефестион без его согласия не мог ничего. Но в случае смерти царя, пусть даруют ему боги здоровья и долгие лета, как повторяли через слово персы, а с их легкой руки и македонцы, Гефестион становился наследником или опекуном сыновей Александра, если таковые появятся на свет. Гефестион, а не Антипатр или Пердикка.
За два дня до свадьбы Таис осведомилась, сможет ли она увидеть Александра вечером. Александр удивился, так как они виделись каждый вечер и каждую ночь проводили вместе. Ведь не стоит упоминать, что, после того как Таис поселилась в царском дворце, Александр перебрался туда же. За день до свадьбы намечался «мальчишник» под названием «прощай, холостая жизнь», а другими словами — жуткая попойка, и Александру будет не до разговоров. Сейчас же он еще пребывал в здравом уме, потому удивился: «Да что это у тебя за тайны от меня в последнее время?» Как бы то ни было, он вовремя пришел «домой» и посматривал на Таис со скрываемым интересом.
— Я приготовила тебе свадебный подарок. — Таис стала перед ним, смущенно улыбаясь.
— А-га… — Александр открыл рот и похлопал глазами, как это делал Гефестион, пародируя фессалийскую гетеру Калликсену, бывшую когда-то подругой Александра, да, видимо, и Гефестиона тоже.
Таис рассмеялась и погрозила ему пальцем, чтоб не смешил ее в такой торжественный момент. Александр кивнул и принял выражение подобострастное и тупое, типичное для старого рубаки лохага Антигена. Таис снова рассмеялась, а Александр смотрел на нее нежно.
— Я весь внимание.
— Я знаю, что у тебя есть все, что ты самый богатый человек в ойкумене, и что подарок надо делать собственными руками. Но на этот раз я не сама сделала, а купила. Это коврик. Я дарю тебе коврик. — Она развернула свой шелковый коврик у него перед ногами.
— Ты даришь мне коврик… — Александр смотрел на нее растроганно и нежно.
— Да… и себя в придачу, — прибавила она и отвела глаза.
— Моя девочка дарит мне коврик, — сказал он тихо.
— Да, он мне понравился. — Она тоже невольно переходила на шепот.
— И ты знаешь, что это теперь мой самый любимый коврик… — Он подался вперед, нашел ее руку и медленно притянул к себе. — Этот коврик мне дороже всех моих богатств, да?
— Да…
— И себя в придачу… Ты — чудо, Таис. — Он покачал головой, обнял ее за талию и захлебнулся в потоке томящей нежности.
В первые дни после свадьбы новоиспеченные молодожены поближе знакомились со своими женами, приходили в себя, трезвели и осознавали, что же это с ними произошло. Но, как нередко бывает в жизни, многие разделили мнение поэта Гиппонакта:
Два дня всего бывают нам милы жены.
В день свадьбы и в день выноса тела…
Для Александра не было секретом, что выполнение долга и получение удовольствия от жизни — вещи часто несовместимые. Ему было ясно, что представляет собой его новая жена Статира, и как будут развиваться их дальнейшие отношения. Что касалось его, он не собирался их углублять, ограничиваясь минимумом соблюдения приличий, а что касалось жен, он сразу понял, что они люто ненавидят друг друга и почему-то дружно любят его. Спрашивается, почему? Ведь он не давал им для этого никакого особого повода. Поистине, женщины странный (глупый) и загадочный (глупый) парод. Он попытался высказать эти свои соображения Таис, но она демонстративно не проявила интереса к теме.
— Об интимном и о женщинах принято судачить в мужском кругу, за вином.
— А о чем судачат в женском кругу, за рукоделием? Разве не о мужчинах? — спросил царь.
— Может быть… Но и о чувствах, о любви, — гордо ответила Таис.
Александр закусил губы и некоторое время молча наблюдал за ней.
— Детка, дай мне пяльцы в руки, мне хочется поговорить с тобой о любви. О том, что счастливая любовь подобна реке, и становится со временем многоводней, а обычная — со временем мелеет. Что любовь наполовину соткана из фантазии, что любящий видит в любимом такие его глубины, о которых тот и не догадывается сам. Что любовь — это мостик между смертным и бессмертным миром. Что она играет роль творца, исправляет человеческую натуру, а понимание любимого — это блаженство полнейшей человеческой близости…
Таис только подняла на него свои ясные глаза и одарила непроницаемым взглядом.
Александр развел руками.
Пришел Гефестион, голодный и жаждущий, и Таис пошла его кормить. Александр же направился к сидящей под деревом Геро, где та возилась с детьми. Они еще не ползали, поэтому смотреть за ними было легко. Нянька качала Лага на крохотной качельке, а Леонтиск лежал рядом с Геро и яростно грыз игрушку. Александр обожал детей. Он лег на кошму, положив голову на колени спартанки и посадил Леосика себе на живот.
— Какой мы славный мальчик, как мы улыбаемся хорошо, какие мы сладкие детки, — заговорил он умильно во множественном числе и тем дурацким тоном, которым взрослые невольно начинают разговаривать с малышами. — А где наши зубки? Ах, какие мы славные дети! Веселые дети, улыбаемся, да, тьфу на тебя, ну-ка, как мы полетели…
Ребенок, действительно очаровательный и добродушный, заливисто смеялся, заставляя всех вокруг таять от умиления. Александр сюсюкал с ним, кружил его над собой и целовал в животик.
— Поговори с Таис. Она не в духе. — Александр повернул лицо к Геро.
— Смотри, он тебя запачкает. — Геро кивнула няньке, чтобы та забрала ребенка. — Не в духе? Я ничего не заметила.
— Не в духе, — уверенно сказал Александр, — поговори, она тебя слушает, считает очень умной.
— Ах, это когда ей было 13, а мне 16 лет, я была умнее ее на целую вечность. В таком возрасте каждый год — скачок в развитии. А сейчас она меня давно перегнала.
— Однако она не в духе и сердита на меня. Какие-то у нее неправильные мысли…
— Ну, твоим женам еще нет и 20, а ей уже 30, — предположила Геро первое, что пришло в голову.
— Клянусь Зевсом, какое это имеет значение? — воскликнул Александр.
— Может, она боится, что тебе захочется чего-то свежего, что ты ее разлюбишь?
— Я?! Ты серьезно, что ли? — Он даже приподнялся от изумления и сел. — Ничего не понимаю. Но ты-то видишь, что это глупость?
