Берхард, в замке видели Хельгу. Ведьму отшельницу…
– Хельгу?! – Замерев на месте, Патриция в ужасе схватилась за сердце. – Как? Кто? Почему мне не сказали?
– Кто-то из слуг столкнулся со старухой в кухне и узнал её. Могу предположить, что наш лекарь Гойербарг позвал её. Хотя это странно, ведь он всегда справлялся сам. Если только, поняв, что Берхард не просто болен, а отравлен, он не нашёл средства… А Хельга всё-таки известная в округе знахарка…
– Да, вероятно, – сдавленно отозвалась Патриция, суеверный страх ещё не отпускал её.
– И ещё я подумала, – продолжала Маргарет. – Гер Гойербарг никогда не позвал бы сюда эту женщину без позволения ландграфа. И значит, отец тоже знал, что Хельга здесь.
– Знал… И не сказал…
Душу отяготила обида, сердце сковывал страх, и столь внезапный огромный груз склонил ослабевшее тело к земле. Патриция опустилась прямо на траву.
– Что с вами, матушка? – ахнула Маргарет, присев рядом с матерью.
Но Патриция её не слышала. Разум женщины полностью утонул в топи нехороших предчувствий, в понимании грядущей катастрофы. Что здесь делала колдунья? Только ли пыталась излечить волчонка? Или наводила злые чары после смерти дьявольского отпрыска? Усилила свои заклятия на Густава? Она ли задержала душу Берхарда на земле, заставила мстить Густаву? Она вполне могла это сделать. Ведь ей наверняка подчинена чёрная магия. Ведьма! Что теперь делать, как остановить колдовство? Как защитить Густава? Сегодня третий день. Уже третий день. И Густав болен.
Тяжело дыша, едва сдерживая нервный сердечный ритм, Патриция встала и поспешила в дом, повторяя, словно в бреду: «Третий день… Уже третий день…»
Маргарет была в замешательстве. Весть о приходе Хельги взволновала мать больше, нежели видения Густава. Даже не взволновала, а навела ужас. Неужели трагедии в замке ещё не закончились? Уж не надвигается ли кара Божья? Молодая женщина обернулась на звонкий детский смех. Свободный и беззаботный Готфрид резвился, с восхищением слушая звуки лета и наблюдая его картины. И мать горячо взмолилась: только бы несчастья семьи Регентропф не перекинулись на него, не запятнали его невинную душу!
– Больше ни одного дня не задержусь, – твёрдо произнесла Маргарет. – Здесь жизнь наполняется муками. Завтра же с рассветом уеду.
Патриция долго сидела в покоях сына. Она даже хотела остаться здесь на ночь, однако Густав был категорически против. Он не понимал странное желание матери. Он уже хорошо чувствовал себя, даже спускался к ужину и провёл час на пешей прогулке. Больше никаких причин не осталось для беспокойства. Густав не знал, что в его матери живёт страх перед заклятьем, которое связало его жизнь с жизнью брата. Не знал, что по условиям заклятия после смерти брата ему отпущено лишь три дня, и сегодня шёл третий последний день. И именно поэтому мать желала быть рядом с сыном, чтобы попытаться помочь, оградить, уберечь. Но Густав ничего не знал, не понимал и злился.
Всю ночь Патриция не спала. Тяжелые думы не давали ей покоя. Время от времени она покидала свою спальню и, освещая себе путь свечой, шла к покоям сына. Возле его двери дремал солдат, поставленный охранять покой ландграфа. Патриция проходила мимо него, заходила в комнату и приближалась к кровати. Приподняв свечу, она всматривалась в расслабленное лицо спящего сына, тихо произносила молитву и, немного успокоенная, уходила.
Лишь утром, когда зашла к сыну пожелать доброго утра и увидела его здоровым и в хорошем настроении, Патриция наконец смогла облегчённо выдохнуть и отбросить тревоги. Наступил четвёртый день со смерти Берхарда, а Густав по-прежнему жив. Значит, Магда была права, им удалось избежать страшного заклятия, удалось перехитрить его условия. Теперь бояться больше нечего. И лишь призрак Берхарда (если, конечно, он существует) может причинить беспокойства. Да и то, к нему можно привыкнуть и не обращать внимания.
– Маргарет уже уехала? – спросил Густав у матери за утренней трапезой.
– Да, с рассветом, – отозвалась Патриция.
– Странно. Что её заставило поторопиться? Даже не попрощалась со мной. Может, вчера у неё что-то случилось такое, чего я не знаю?
– Нет, ничего не случилось, – Патриция пожала плечами. – Просто Маргарет захотела скорее вернуться домой. Она же собиралась ещё вчера.
– Ну, да Бог с ней, – махнул рукой Густав. – Праздники её разочаровали, а похороны ей неинтересны.
Окончив завтрак, Густав удалился в кабинет отца. Вернее, уже в свой кабинет, намереваясь заняться делами. Вот только сосредоточиться у него никак не получалось. Раздумья о последних днях отвлекали его и казались более важными, нежели повседневные дела правителя.
Сегодня во сне он видел брата. Смысл сна из памяти вылетел, но осталось лицо Берхарда – на нём читалась гордость и решимость. Решимость на что? Неужели волчонок отныне будет преследовать его постоянно? Неужели отравит жизнь ему и… И никогда не подпустит к Гретте? Как это смешно: в любви к собственной жене помехой является привидение.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл Аксел Тарф. Он всегда входил без стука и без доклада, ему, как лучшему другу ландграфа, это позволялось. Окинув взглядом Густава, молодой человек прошёл и сел на стул.
– У тебя плохое настроение или тяжёлые думы гложут? – поинтересовался он.
– Тяжёлые думы, – тускло ответил Густав.
– Проблемы?
– Да. – Густав вдруг почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить о своих страхах, и верный друг подходил для этого лучше всех. – Ко мне приходит призрак Берхарда, – выпалил он признание. – Я его боюсь.
Аксел не удивился, не рассмеялся, не принял сказанное за чепуху. Напротив, брови его нахмурились, взгляд углубился в раздумья.
– Это он стал причиной обострения твоего недуга? – вновь спросил молодой человек.
– Да.
– Его вид был ужасен?
– Нет. Волчонок выглядел как обычно. Он не казался туманом, его тело не просвечивало, наоборот, он выглядел, как обыкновенный человек, как обыкновенный живой человек. Он стоял совсем близко. Можно было протянуть руку и коснуться его. И вот в этом и заключался ужас его. Понимаешь? В том, что он рядом и что выглядел, как живой в то время как я знаю, что он мёртв и лежит в гробу! – Изливая душу, Густав нервничал. Он будто заново переживал встречу с призраком брата, будто заново видел его перед собой. – Нужно что-то делать, как-то изгонять его из моего замка! Я не хочу делить с ним Регентропф ни с живым, ни с мёртвым!
Аксел Тарф молчал. Он думал.
– Ты мне веришь, Аксел? – с детской надеждой на понимание спросил Густав.
– Конечно, – ответил друг. – Что странного в том, что неуспокоенная грешная душа осталась бродить по земле?
– Но как успокоить её и прогнать с земли?
На это Аксел
