– Нам не остается другого средства, – воскликнула Валли. – Ты должен увезти меня и не позже чем послезавтра утром, в половине первого: в это время дедушка уезжает назад в имение, а папа и мама поедут провожать его на вокзал, мы же тем временем можем преспокойно сбежать. Мы поедем в Гретна-Грин, поскорее обвенчаемся – я как-то читала, что там не заведено делать никаких записей и прочих церемоний – и вернемся мужем и женой.
Этот план похищения и путешествия был изложен весьма убедительно, но не встретил ожидаемого сочувствия. Герсдорф сказал спокойно и твердо:
– Нет, Валли, это не годится. Существуют кое-какие законы, решительно запрещающие романтические экскурсии. Твоя горячая головка еще не имеет представления о жизни и налагаемых ею обязательствах, я же о них знаю, и мне, человеку, специальность которого – защита права, было бы не совсем прилично попирать это право ногами.
– Что мне за дело до твоих законов? – воскликнула Валли, донельзя оскорбленная. – Вообще как ты можешь говорить о таких прозаических вещах, когда дело идет о нашей любви? Что же нам делать, если папа и мама будут стоять на своем?
– Прежде всего ждать, чтобы твой дедушка в самом деле уехал. С этим упрямым аристократом ничего не поделаешь: как человек скромного происхождения, я не гожусь, по его убеждению, в мужья баронессе Эрнстгаузен. Когда же его непосредственное влияние в доме твоих родителей уменьшится, я добьюсь, чтобы твой отец выслушал меня, и попробую преодолеть его предубеждение. Мы должны запастись терпением и подождать.
Молодая баронесса окаменела от испуга перед такой перспективой. Вместо романа с бегством и тайным браком ей рекомендовали ждать и оставаться у тиранов-родителей, а ее возлюбленный, который, по ее плану, должен был победоносно вынести ее оттуда на руках, вел себя так трезво и рассудительно, как будто собирался из-за обладания ею начать процесс по всем юридическим правилам. Это было слишком для ее пылкой натуры, и она гневно воскликнула:
– Скажи уж лучше прямо, что ты не нуждаешься во мне, что у тебя не хватает храбрости решиться на что-нибудь ради меня! В тот вечер, когда ты признался, что любишь меня, ты говорил совсем иначе! Я возвращаю тебе твое слово, я расстанусь с тобой навеки. – Тут Валли начала громко всхлипывать. – Я выйду замуж за человека, у которого будет бесконечное множество предков… дедушка найдет мне такого, но я умру от горя, и не пройдет и года, как я сама буду лежать в фамильном склепе…
– Валли! – с упреком проговорил серьезный, кроткий голос адвоката. – Валли, посмотри на меня! Неужели ты в самом деле не веришь моей любви?
Это опять был голос, полный нежности, так хорошо знакомый Валли с того вечера, когда они были одни в зимнем саду и она с бьющимся сердцем слушала его признание в любви под звуки музыки. Она перестала всхлипывать и сквозь слезы посмотрела на своего возлюбленного, склонившегося над нею.
– Неужели моя милая маленькая Валли совершенно не верит мне? Ты обещала быть моей и будешь. Я не позволю отнять у меня мое счастье, хотя и пройдет некоторое время, прежде чем я получу возможность заключить в объятия мою жену.
Герсдорф говорил так тепло и искренне, что слезы Валли высохли, головка ее опустилась на его грудь, и на губах уже задрожала улыбка, когда она спросила:
– Но, Альберт, ведь не так же долго придется нам ждать, чтобы ты успел состариться, как мой дедушка?
– Нет, не так долго! Ведь в таком случае злая, упрямая девочка, которая готова сию же минуту отказаться от меня, стоит мне что-нибудь сделать не по ней, едва ли пойдет за меня.
– О, я всегда пойду за тебя! – воскликнула Валли горячо. – Ведь я так люблю тебя, Альберт, так безгранично люблю!
Он привлек ее к себе, но теперь его голос понизился до шепота, Валли отвечала так же тихо, и конец разговора уже нельзя было расслышать. Минут через пять они вернулись в гостиную, и как раз вовремя, потому что в эту минуту появился Эльмгорст, который, будучи постоянным гостем, не нуждался в докладе.
Наружность Вольфганга еще изменилась к лучшему за последние три года: черты лица стали еще тверже и мужественнее, осанка внушительнее; молодой человек, тогда только поставивший ногу на первую ступеньку лестницы, которая должна была привести его наверх, научился подыматься по ней и приказывать.
В руках у него был душистый букет, и он с несколькими любезными словами поднес его хозяйке. Представлять гостей друг другу не было надобности, потому что Герсдорф уже давно знал инженера, а Валли познакомилась с ним в Гейльборне, где провела с родителями прошлое лето.
Некоторое время шел общий разговор, но скоро общество разошлось: адвокат воспользовался первым удобным случаем, чтобы проститься, а минут через десять ушла и Валли. Ей очень хотелось остаться, чтобы отвести душу и поболтать с Алисой, однако Эльмгорст явно не желал уступать ей внимание девушки; маленькая баронесса чувствовала, что он считает ее присутствие здесь совершенно излишним. Поэтому она тоже простилась и ушла, но в следующей комнате мудро изрекла:
– Мне кажется, там что-то затевается!
Между тем Алиса держала в руках чудесный букет из камелий и фиалок и вдыхала его аромат, но имела при этом в высшей степени равнодушный вид. Богатую наследницу со всех сторон окружали вниманием и любезностью и осыпали цветами; по-видимому, она и сейчас не придавала букету особенного значения. Вольфганг сел напротив и заговорил живо и увлекательно. Он говорил о новой вилле, которую Нордгейм выстроил в горах и в которой в этом году его семья должна была в первый раз провести лето.
– К вашему приезду будет закончена и внутренняя отделка, – сказал он, – сам же дом был окончен еще осенью. Близость железнодорожной линии дала мне возможность лично наблюдать за работами. Скоро вы познакомитесь с горами.
– Но я уже знакома с ними, – ответила Алиса, все еще занятая цветами. – Мы каждое лето бываем в Гейльборне.
– В летней резиденции столичного общества с альпийским ландшафтом на заднем плане! – насмешливо возразил Эльмгорст. – Это не горы, с ними вы познакомитесь только в своем новом доме. Место великолепно, и я тешу себя надеждой, что и сама вилла понравится вам: простая вилла в швейцарском стиле, но именно такой от меня настоятельно требовали.
– Папа говорит, что это маленькое чудо архитектурного искусства, – спокойно проговорила Алиса.
– Я был бы очень рад, если бы мое произведение сделало мне честь как архитектору; ведь, собственно говоря, архитектура вовсе не моя специальность, но дача предназначена для вас, и я не хотел предоставлять ее постройку никому другому; я просил и получил от вашего батюшки право выстроить этот маленький горный замок, который, как он мне сказал, предоставляется вам в личное пользование.
