– О, я всего на минуточку!
Однако выбор платьев ее так увлек, что она задержалась на два часа и накупила нарядов на 2700 франков да еще оставила 900 франков как задаток за новые платья. О муже она словно бы позабыла. Эпштейну стало неловко, что такой уважаемый человек, как генерал Скоблин, сидит столь долго в машине. Он подошел к окну, выглянул, но никакой машины не увидел. Видимо, генерал уехал, подумал Эпштейн и забыл о нем. Наконец Надежда Васильевна закончила свои покупки и отправилась на такси на Северный вокзал.
В тот день в Брюссель уезжала Наталья Лавровна Корнилова-Шаперон, дочь покойного генерала Корнилова. Она была очень рада, когда у вагона вдруг появилась ее подруга Плевицкая, а вслед за ней и Николай Владимирович Скоблин.
– Мы приехали вместе, – с улыбкой сказал Скоблин, целуя ручки дамам, – да вот пришлось машину на стоянку отогнать, и мотор что-то забарахлил…
Мадам Корнилова-Шаперон уехала, а муж и жена отправились в галлиполийское собрание пить чай. Затем Скоблин отвез Надежду Васильевну в отель «Пакс» отдохнуть, а сам с полковником Трошиным и своим адъютантом Григулем отправился на квартиры Деникина и Миллера, чтобы поблагодарить обе семьи за участие в прошедшем накануне банкете ветеранов Корниловской дивизии, на котором, как сообщила потом газета «Возрождение», «пленительно пела Н.В. Плевицкая».
Миллера дома не оказалось. «Вы ведь знаете, Николай Владимирович, муж не держит меня в курсе своих занятий!» – сказала Наталья Николаевна, чуть надувшись. Скоблин скрыл улыбку – его жена всегда была в курсе всех его дел! – и попросил передать генералу поклон от корниловцев. А сам уехал в «Пакс», где они с Плевицкой и заночевали.
Евгений Карлович Миллер этим вечером домой не вернулся. Жена ждала его допоздна, а потом, обеспокоившись, принялась обзванивать знакомых. Никто ничего не знал о нем. Позвонила она и генералу Кусонскому – начальнику канцелярии Миллера. И тот в буквальном смысле слова схватился за голову. Он забыл… он совершенно забыл, что с некоторых пор Миллер ввел в штабе секретный порядок, о котором знали только он сам и Кусонский: отправляясь куда бы то ни было, они оставляли непременное сообщение, куда и зачем пошли. Эту предосторожность Миллер ввел после похищения Кутепова и всегда ее соблюдал. Кусонский же относился к ней не слишком серьезно, считал чудачеством старого штабиста, а потому и не обратил внимания на конверт, который оставил сегодня в его кабинете Миллер.
После звонка Натальи Николаевны Кусонский ринулся в штаб РОВСа, ворвался в свой кабинет, схватил со стола заклеенный конверт и вскрыл его. И, не веря собственным глазам, прочел следующие строки:
У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу улиц Жасмин и Раффе. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе в Балканских странах Шторманом и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства.
Они хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку.
22 сентября 1937 года.
Ген. – лейт. Миллер».
Кусонский едва не упал там, где стоял. Позвонил адмиралу Кедрову, заместителю Миллера по РОВСу, и тот отдал приказ разыскать Скоблина. Причем никто не верил, что Николай Владимирович и в самом деле может быть причастен к исчезновению Миллера. Полковнику Мацылеву, который был послан за Скоблиным в «Пакс», о записке вообще не сообщили. Он приехал в «Пакс», разбудил Скоблина. Тот, очень встревоженный, немедленно оделся и ринулся с Мацылевым в штаб – на улицу Колизе. Здесь-то Кедрин и Кусонский и предъявили ему записку… Нет, еще не обвиняя, а просто недоумевая.
И тут произошло нечто, что еще более усилило их недоумение. Скоблин, растерянно метавшийся по кабинету, вышел на черную лестницу – и сбежал!
И только теперь до господ офицеров дошло, что записку свою Миллер написал не просто так – его томили вещие предчувствия. Что генерал Николай Владимирович Скоблин причастен к его похищению, он предатель и изменник и что…
О господи, открытий и подозрений было столько, что впору потерять голову!
Офицеры решили, что Скоблин поехал к жене. А если даже и нет, то она может знать хоть что-то о месте его нахождения. Полковник Мацылев, человек деликатный, больше всего опасался оскорбить чувства Надежды Васильевны. Она ведь была предметом всеобщего обожания. Кроме того, все знали, что она нежно любила мужа. Мацылев очень осторожно спросил, не вернулся ли Скоблин. И тут… и тут он испытал новое потрясение.
– Где мой муж?! – закричала Плевицкая, чуть не с кулаками набрасываясь на Мацылева. – Где он?! Он ушел с вами! Что вы с ним сделали? В чем вы его подозреваете? Отвечайте! Он способен застрелиться, если затронута его честь!
Как ни был потрясен полковник дамской истерикой, он все же не мог не задать себе вполне логичный вопрос: откуда Плевицкой известно, что Скоблина в чем-то подозревают? Может быть, она даже знает, в чем именно? Опять же – откуда?!
Мацылев уехал в штаб. Надежда Васильевна съездила в Озуар-ля-Феррьер, собрала все деньги и вернулась в Париж. Она целый день ходила по улицам, словно искала мужа. Она не знала, что ночью Скоблин приходил к своему однополчанину Кривошеину, занял у него двести франков (его деньги остались в отеле), а потом исчез. Исчез бесследно!
Наутро руководство РОВСа заявило в полицию об исчезновении своего лидера. И немедленно с шапкой «Загадочное исчезновение русского генерала!» вышли все французские газеты.
Тем временем два полицейских инспектора допрашивали Надежду Васильевну в ее номере в «Паксе». Допрашивали очень осторожно и любезно: боже упаси заподозрить ее в чем-то неблаговидном! Полицейские только хотели знать, как провели супруги прошлый день, где и в какое время были. Плевицкая перечислила все по часам и минутам. Выходило, что Скоблин постоянно находился с ней. Но стоило перепроверить эти показания в отеле, а потом и у хозяина магазина «Каролина», как начались нестыковки, которые свидетельствовали: Плевицкая пыталась подтасовать факты так, чтобы выгородить мужа. Самым смешным было ее упорство: Николай-де Владимирович ждал ее в машине около «Каролины», в то время как Эпштейн клялся, что машины там не было! При элементарном сопоставлении времени получалось, что у Скоблина вполне была возможность принять участие в похищении Миллера.
И все же смутные подозрения против Плевицкой не слишком-то занимали французскую полицию, ее отпустили после допроса домой. Она ходила по знакомым, плакала, у кого-то даже упала в обморок… Потом Леонид Райгородский, родственник друга Плевицкой Эйтингтона, повез Надежду Васильевну по ее просьбе к церкви Отей и стал там свидетелем очень странного разговора.
