— Я? Никогда! Что может привлекать меня здесь?
— Странный вопрос! Неужели ты в самом деле не видишь? Или ты не хочешь видеть, что стоит тебе протянуть руку — и весь Каир будет тебе завидовать?
— А если бы и видел? Разве вы считаете счастьем быть мужем богатой женщины?
— Нет, — серьезно ответил Зоннек. — Но быть мужем прелестной, достойной любви женщины, которая будет любить тебя всей душой, это — счастье. Что касается богатства и блеска, которые окружают ее, то они совершенно не мешают.
Прошло несколько секунд. Рейнгард молчал. Наконец он вполголоса спросил:
— А господин фон Осмар? Вы думаете, ему придется по душе такой жених, как я, если бы даже Зинаида решилась принадлежать человеку, который вечно будет оставлять ее и, проведя с ней каких-нибудь несколько месяцев, снова пускаться в дальние странствия?
Зоннек с красноречивой улыбкой пожал плечами.
— Ты спрашиваешь? Попробуй! Медлить и раздумывать обычно не в твоих привычках. Впрочем, это жребий каждой жены моряка, и с вашими характерами это единственное, что может обеспечить вам прочное счастье. Вы оба не вынесете обыденной, будничной, мирной супружеской жизни; разлука же и опасности будут постоянно придавать вашей любви новую прелесть, каждое свидание будет медовым месяцем. Впрочем, к чему рассуждать? Весь вопрос в том, любишь ли ты Зинаиду.
Рейнгард сел и опустил голову на руки.
— Не знаю, — медленно проговорил он. — Я никогда не задавал себе этого вопроса.
— Так задай его теперь и тогда говори или… молчи. Я не хочу оказывать на тебя давление, но натура, подобная твоей, требует узды; ей необходимо где-нибудь прочно осесть, чтобы не заблудиться в безграничном просторе. Ты мечтаешь о сказочном, безмерном счастье, таящемся где-то в бесконечной дали, и не видишь того, что прелестная действительность стоит перед тобой и протягивает тебе руку… Решайся! Ты еще можешь выбирать.
Он встал, собираясь идти вниз. Рейнгард ничего не ответил и не пошел за ним. Слова Зоннека произвели на этот раз впечатление. Минут десять молодой человек сидел не шевелясь, потом встал и подошел к балюстраде.
Снизу доносился городской шум, который к вечеру, казалось, еще усилился; везде сверкали огни. Над Нилом стоял мрак, но на небе горели звезды; они казались гораздо крупнее и гораздо ближе, чем на севере, на далекой родине Эрвальда. Эта полная тайн, сверкающая звездами восточная ночь дышала опасными чарами, и Рейнгард чувствовал, что поддается ее обаянию. Прекрасное лицо с темными тоскливыми глазами, только что стоявшее перед ним, потускнело и исчезло, а его взгляд затерялся в звездной дали. Он мечтал… мечтал о фата-моргане.
По Муски, самой оживленной торговой улице Каира, двигалась плотная, пестрая толпа, наполняющая ее ежедневно с самого раннего утра и до поздней ночи. Под навесами лавок, тянущихся непрерывным рядом по обе стороны, приценивались и торговались покупатели, не заботясь о людском потоке, который, проносясь мимо, немилосердно теснил и толкал их. Серьезные, с достоинством шествующие фигуры мужчин с ниспадающими на грудь бородами и в тюрбанах на бритых головах, женщины в волочащихся синих одеяниях, под покрывалами с прорезями для глаз, черные и коричневые люди, выкрикивающие названия всевозможных товаров, с трудом пробирающиеся экипажи, фыркающие, взвивающиеся на дыбы лошади, высоко нагруженные верблюды, верховые ослы с проводниками, во всю силу легких выхваляющими своих разукрашенных бляхами животных, шум, давка, часто представляющая опасность для жизни на такой узкой улице, и ко всему этому полуденное солнце, обжигающее, как в разгар лета, несмотря на зиму, — от этого зрелища кружилась голова, и тем не менее невозможно было оторвать от него глаз.
У входа на базар, где давка была больше всего, появилась высокая, худая фигура, энергично пробивавшая себе дорогу плечами и локтями; дама потрясала над головой огромным зонтиком, как бы подавая сигналы о случившемся несчастье, и кричала громким, пронзительным голосом: «Зельма! Зельма!» Ее крики бесследно тонули в шуме улицы, и никто не обращал на них внимания — ведь здесь все кричали и вопили, только один господин оглянулся и, остановившись, произнес:
— Здравствуйте, фрейлейн Мальнер!
— Доктор Вальтер! — воскликнула Ульрика, пробиваясь к нему и цепляясь за его руку. — Слава Богу, что я вас встретила! Вы должны помочь мне! Я потеряла невестку, ее оттеснило толпой!..
— А-а! — с удивлением произнес Вальтер, но Ульрика с обычной бесцеремонностью оборвала его:
— Это всякий может сказать: «А-а!» Вы должны помочь мне искать!
— Это тоже всякий может сказать, — сухо возразил доктор. — Будьте любезны объяснить, где вы потеряли свою невестку.
— Там! — указала Ульрика в сторону входа на базар. — Мы стояли на углу. Тут появилась одна из этих дурацких свадебных процессий, где видишь все, что угодно, только не невесту, которая, казалось бы, должна быть главным лицом. Все мчатся мимо, толкаются, и вдруг Зельма исчезла. Я кричу, зову, бегу назад на базар — нигде нет, как в воду канула!
— Значит, она где-нибудь на Муски.
— Но уже не живая! Ее задавили, переехали!.. Ведь в этой проклятой суматохе нельзя поручиться за свою жизнь, а Зельма без меня беспомощна, как ребенок! Вот что значит слушаться докторов и ехать в Африку из-за кашля! Если бы это знал мой покойный Мартин! Зельма! Зельма!
— Крик ни к чему не приведет; вашего голоса и за два шага не слышно. Ищите в той части улицы, а я — в этой, и мы сойдемся опять у базара. Если только госпожа Мальнер еще здесь, то мы ее найдем.
Ульрике понравился этот план. Она поспешно направилась в указанную сторону, а доктор, не прощаясь, двинулся в противоположную. Он уже давно проявлял в обращении с этой дамой ту же бесцеремонность, какую она позволяла себе по отношению к нему, и едва ли снизошел бы до исполнения ее требования, если бы речь шла не о его пациентке, беспомощность которой была ему хорошо известна.
Зельма, действительно, стояла на Муски, растерянная и в полном отчаянии. Правда, когда ее и золовку внезапно разлучили, она попробовала искать Ульрику, но пошла в противоположном направлении, и они только разошлись еще дальше. В смятении ей даже не пришло в голову взять экипаж и ехать домой, так как название гостиницы кучер, конечно, разобрал бы; она только со страхом оглядывалась, ища Ульрику, и терпеливо предоставляла прохожим толкать ее из стороны в сторону. Но ее ужас дошел до крайних пределов, когда к ней протиснулись два погонщика со своими ослами, оглушительно предлагая ей свои услуги. Она забилась в маленькую нишу, прижалась к стене и разразилась слезами.
