Она кивнула, бессознательно проводя языком по нижней губе:
— Да, очень.
— Вот и прекрасно. Отдайте мне гроссбухи. Я прекрасно успел понять вашу систему. Можете пойти посмотреть, как идут дела, пока я разберусь в вашей бухгалтерии. А уроки начнутся вечером. Я заеду за вами домой в восемь часов.
— О, да из вас получился видный мужчина!
Джинни молча уставилась на него. Это Алек Каррик, барон Шерард, был представительным мужчиной, не она. Действительно, невозможно поверить, что в жизни существуют такие красавцы, особенно когда барон надевает, как сегодня, черный вечерний костюм и черные блестящие сапоги, а поверх накидывает развевающийся на ходу черный атласный плащ.
— Я… да, спасибо. Красив, несмотря на полное отсутствие волос?
— Сейчас темно. Точно сказать нельзя. Возможно, леди в этом усомнится. Конечно, если бы вы сняли эту несчастную шляпу… Вы позволите?
Алек уже протянул руку, чтобы снять шляпу, но страх разоблачения был так велик, что Джинни проворно, как змея, уклонилась, смеясь и придерживая тулью:
— Нет, моя шляпа стала частью меня самого. Благодарю, но предпочитаю сохранить ее!
— Неужели не снимете эту проклятую шляпу даже в присутствии дам? И в постели тоже?
— Конечно, нет.
Последнее заявление наверняка правдиво. Когда она покончит с этим идиотским маскарадом? Во всяком случае, сам Алек был настроен весьма решительно. Сегодня он разоблачит ее! Даже если придется пойти на крайность!
Вечер был ясным и прохладным, полумесяц ярко освещал улицы Балтимора. Непредсказуемая балтиморская погода на этот раз была благосклонна к молодым людям.
— Вон в том направлении Форт-Мак-Генри, — показала Джинни.
— Знаю.
— Вы, британцы, как ни пытались, не сумели взять Балтимор пять лет назад. Поджали хвосты и отплыли ни с чем на свой проклятый островок.
— Совершенно верно. Вы, балтиморцы, оказались более стойкими, чем ваши соседи в Вашингтоне.
Совершенно невыносимый человек, никакого в этом сомнения.
— Неужели вы никогда ни с кем не спорите, хотя бы по пустякам?
— Если не возражаете, я бы предпочел подумать о том, чем мы займемся сегодня вечером.
— Но, конечно, мне не собираетесь рассказать.
— Пока нет.
Алек и Юджин повернули с Чарлз-стрит на Норт-Уэст-стрит, и по мере того, как они приближались к Хауэрд-стрит, чистенькие уютные домики постепенно уступили место вычурным строениям. Они миновали гостиницу «Голден хоре инн», с прекрасным, ослепительно белым фасадом, потом гостиницу «Блэк беар». Проходя мимо «Мэйпол», Джинни чуть повернула голову, чтобы получше рассмотреть, что делается внутри. Зал был ярко освещен, шум стоял неимоверный, и несколько полуголых накрашенных женщин вертелись вокруг сидевших за столами с картами в руках джентльменов, перед которыми стояли стаканы со спиртным.
— Вам нравятся таверны, Юджин?
— Не всегда, но бывает. А вам?
— Нет, не очень. Я нахожу их… скажем, слишком вульгарными.
— Оскорбляют вашу аристократическую чувствительность, не так ли?
— Не будьте слишком дерзки, молодой человек.
— Куда мы идем? Вряд ли вы знаете Балтимор, а гуляете по улицам с таким видом, будто родились здесь.
Алек, с веселым удивлением взглянув на Джинни, повернул за угол, на Датч-Элли.
— Надеюсь, вы доверяете мне? Не сомневайтесь, я начну ваше обучение как полагается.
Джинни оценивающе поглядела на него:
— Не знаю. Куда мы идем?
В такое место, где ты быстро забудешь об этой бессмыслице, дорогая Юджиния. Туда, где ты затрясешься от страха и немедленно сбежишь, как испуганная лань.
— Дорогой мальчик, — начал Алек с самым добродушно-покровительственным видом, но на деле готовый к решительному залпу, — даже оказавшись в новом городе, мужчина должен знать, где найти лучших женщин.
— Лучших женщин! В ваших устах это звучит так, словно вы собираетесь отыскать лучший рыбный рынок! Лучшую бакалею! Э… модный товар, ничего больше.
— Но женщины — это действительно всего-навсего товар. Можно подумать, вы этого не знаете! На что еще они годятся, кроме как рожать детей мужчине, когда тот решит жениться и произвести на свет наследника? Нужно быть практичным, Юджин. Хорошая женщина ночью в постели — и утром у вас прекрасное настроение на целый день.
— Это совершенно… не по-христиански!
Алек, не в силах сдержаться, разразился смехом:
— Вовсе нет! Только в церкви встречаются самые большие ненавистники женщин! Разве не знаете, что в средние века церковники долго спорили, есть ли у женщин душа?
— Вы все это сочиняете.
— Ошибаетесь. Только пересказываю то, что сам слышал на лекциях в Оксфорде.
— Оксфорд… — мечтательно, с бессознательной тоской протянула Джинни. — Как бы я хотел учиться в таком месте, как Оксфорд или Кембридж!
— Почему бы нет? Правда, вы не так уж молоды, должен признать, но тем не менее ваш отец мог бы послать вас в Оксфорд, он для этого достаточно богат.
Джинни немедленно замолчала. Мечтательное выражение тут же улетучилось, и Алек понял, что она едва удерживается от возмущенного вопля: «Женщина не может учиться в ваших проклятых мужских колледжах!»
Поспешно вернувшись к прежней теме, он вкрадчиво добавил:
— Если, конечно, мужчина не педераст, у него просто нет выбора, кроме как найти женщину, которая поможет удовлетворить его желание.
— Что такое педераст?
— Мужчина, предпочитающий женщинам других мужчин или мальчиков.
Джинни поглядела на него с таким великолепным ужасом, что Алек едва не выдал себя, но огромным усилием воли ухитрился подавить смех, когда девушка, покачав головой, отвела глаза и внезапно замерла как вкопанная:
— Надеюсь, вы не собираетесь отправиться в бордель? Нет, конечно, нет! Вам бы и в голову не пришло…
Она была настолько потрясена и готова разоблачить себя, что Алек не устоял перед искушением нажать еще немного, серьезно объявив:
— Только в лучший бордель из тех, что имеются в Балтиморе! Принадлежит мадам Лорейн! Боже, да вы почему-то изменились в лице, Юджин! Разве я ошибся? Неправильно расслышал, и это вовсе не лучший бордель? Мистер Гвенн заверил, что не пошел бы в яру…
— Мистер Гвенн? Мистер Дэвид Гвенн?
— Да.
Джинни страстно желала, чтобы земля под ногами разверзлась и поглотила ее. Дэвид Гвенн, друг отца, качавший ее на коленях, когда она была совсем маленькой! Его жена была такой милой женщиной, по-матерински доброй к Джинни. Сама мысль об этом была отвратительна.
— Это лучший, — процедила она сквозь зубы, хотя, по правде, не имела понятия, кто такая мадам Лорейн.
