— Я подумала и об этом. Мы с отцом решили, что, когда ты сядешь на корабль, он вручит тебе кошелек с золотом. На эти деньги ты без труда оденешься в Лондоне. Миссис Честертон отведет тебя в хорошие магазины и поможет выбрать платья.
Миссис Честертон! Девочка лишилась дара речи. Салли описывала ее безобразной старухой, которая еще носила фижмы, вышедшие из моды в прошлом веке. И эта миссис Честертон поможет ей одеваться? Каролина пылала негодованием: ведь с красотой матери она унаследовала природное чувство стиля, которое выделяло обеих из толпы.
Но протестовать бессмысленно. Мать уже все решила. Пока корабль не отойдет от берега, за ней будут следить, кошелек с золотом вручат с прощальным поцелуем, и она поневоле окажется на борту этой «Бристольской девы».
Через несколько минут Вирджиния нашла сестру на каменной скамейке в саду.
— Неужто правда? Я подслушивала за дверью, но было плохо слышно. Ты едешь в Лондон?
Каролина задумчиво изучала траву под ногами и кивнула, не поднимая головы:
— Правда, я уезжаю. Мама уже все решила.
И вдруг она поняла, что даже рада этому, теперь ее отделит от Бедлама целый океан, мать больше не сможет ею распоряжаться. Не важно, какой будет школа в Лондоне, она означает хоть какие-то перемены в жизни. А еще там полно молодых людей: герцогов, принцев, владельцев поместий. И все они в огромном далеком Лондоне!
Думая о своем, Каролина почти не слышала причитаний расстроенной Вирджи. В дальних краях ее ждут настоящие приключения, романтика. Возможно, именно там живет ее возлюбленный, и не какой-нибудь мелкий клерк, выбранный Пенни, или веселый дурень вроде Хью, и, уж конечно, не безликий сын плантатора, которого очень скоро подыщет ей мать, а ее собственный, настоящий избранник.
Может, в Лондоне она встретит своего золотого незнакомца!
— Кэрол, ты меня не слушаешь, — обиделась Вирджиния. — Я очень сожалею, что мама решилась на такое…
Каролина подняла голову, и в ее серых глазах блеснул лукавый огонек, ибо она уже придумала, как избавиться от ненужной помощи миссис Честертон и одновременно сделать полезное для сестры.
— Вирджи, ты все еще хочешь бежать с Хью?
— О, Каролина, ты сама знаешь! Но у нас с Хью нет денег, разве мы сможем прожить, покуда он не найдет себе работу?
— Пошли ему весточку, — твердо сказала ей сестра. — Предупреди, что сошлешься на зубную боль и не поедешь в Уильямсберг. Хью должен прийти на причал, а в последнюю минуту, как бы на прощание, обнять и поцеловать меня.
— Почему Хью?
— Когда он меня поцелует, я передам ему кошелек с золотом, и вы сможете бежать в Мэрридж-Триз.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СВОЕВОЛЬНАЯ ДЕВЧОНКА
Она безрассудной с детства была, отчаянной и лихой,
И хрупкой девичьей рукою могла справиться с резвой судьбой.
Умом пожалеет она себя, но даже на склоне лет
Сердце ей скажет: «Счастливей тебя не было в мире и нет!»
Лондон. 1687 год
Первый год в школе миссис Честертон показался девочке адом. Трудности начались, едва она ступила с корабля на берег: у нее не было денег, чтобы нанять экипаж, и ей пришлось добираться пешком. Но совсем жалкой Каролина почувствовала себя, когда объявила хозяйке пансиона, что оставила свой багаж на корабле и за ним нужно послать. Та недовольно поджала губы, презрительным взглядом окинула платье девочки, однако за багажом все-таки послала.
Отношения с другими воспитанницами тоже не заладились.
В первый вечер за ужином они пренебрежительно глазели на нее, а потом всю неделю хихикали над «замарашкой из колоний». Такое прозвище они дали новенькой. Тоскуя по дому, страдая от непривычных лондонских туманов, Каролина простудилась и кашляла до самого Рождества. Город сиял праздничными кострами, повсюду горели святочные огни, все девочки разъехались по домам, к рождественским гусям, шумным карнавалам, балам и дорогим подаркам. А Каролине, исхудавшей и тоскующей, оставалось только перечитывать письма из Виргинии.
За год она так и не сумела найти себе подругу. Когда ее дразнили, она демонстрировала враждебно настроенным сверстницам холодное презрение и с неприступным видом проходила мимо. Каролина возненавидела Лондон, обвиняя в своих бедах этот громадный, безразличный к ней город с его зловонными туманами. Все деньги, присланные родителями, она потратила на теплые веши, без которых просто невозможно было выйти на улицу, поэтому не могла вместе с другими участвовать в разных увеселениях. Миссис Честертон настаивала, чтобы воспитанницы сами оплачивали развлечения вроде катания в санях по городу или на лодках по Темзе.
Каникулы были для Каролины самым ужасным временем, потому что школа совсем пустела. Даже миссис Честертон уезжала, как она говорила, в гости к друзьям. Даже любимое Рождество теперь казалось одинокой девочке невыносимым.
Второй год тоже не принес существенных изменений, хотя деньги, присылаемые из дома, позволили Каролине обновить к Рождеству гардероб и не выглядеть среди нарядных воспитанниц служанкой, но она по-прежнему чувствовала себя одинокой.
Однако с приходом весны дела пошли на лад. Ванесса Снайпс, самая лютая ненавистница Каролины, вернулась к себе в Линкольн, а на ее место приехала новая ученица Реба Тарбелл, дочь богатого торговца из Эссекса. Наконец одинокая девочка из колоний нашла подругу и как бы заново познакомилась с Лондоном. Древняя столица, впрочем, недавно отстроенная после большого пожара, случившегося лет двадцать назад, казалось, открыла девочке свое сердце. Теперь у нее были деньги, чтобы участвовать во всех затеях одноклассниц.
То она весело тряслась по булыжной мостовой в нанятом экипаже, то обследовала магазинчики в торговых кварталах, то покупала вместе с подругами жареные орешки или, стоя на мосту, любовалась сверкающим на солнце Тауэром. Даже спустя много лет Каролина вспоминала эти картинки.
Порой, услышав звон Биг-Бена, она с улыбкой поднимала голову от своей тетрадки, а по воскресеньям, когда звонили праздничные колокола, ловила себя на том, что напевает куплеты английских школьников: «Апельсины и лимоны, Сент-Клемента слышны звоны…»
Каролина ходила с девочками по аллеям Гайд-парка и, глядя на знатных, богатых людей, катающихся верхом, даже не задумывалась о том, станет ли она тоже когда-нибудь богатой. Наравне с одноклассницами она наблюдала за сменой почетного караула перед Уайтхоллом или Сент-Джеймсом, замирала при виде белых султанов на шлемах и алых мундиров со сверкающими стальными нагрудниками или синих мундиров и алых султанов, выделяющихся на серебристом фоне ворот, казавшихся ей воротами в сказку. Наслаждаясь свободой, упиваясь лучшими днями беззаботной юности, Каролина была счастлива.
