– Большой кусок не замедлит оценить моя талия, мистер Райленд.
Его пристальный взгляд неспешно прошелся вдоль ее тела. Если бы это был другой мужчина, она почувствовала бы себя оскорбленной. Но от внимания Уинтропа она ощутила прилив жара. Очень сильного.
Жар усилился от горячего огня, полыхавшего в его взгляде.
– Широкая талия означает только одно, миледи, – мужчине есть что обнять.
Мойра покраснела до корней волос.
– Уин! – Октавия бросила на деверя ледяной взгляд. – Ты забываешься.
Уинтроп пропустил ее слова мимо ушей, однако склонился перед Мойрой:
– Примите мои извинения, леди Осборн. Я не имел в виду ничего предосудительного.
Мойра отлично понимала, что он рассматривал ее с откровенно хищным интересом. Вероятно, его брат и Октавия не обратили на это внимания, но Мойра не сомневалась, что Уинтроп хотел шокировать ее. Ему удавалось разыгрывать из себя джентльмена, но он не был им там, в глубине, за искусно созданным фасадом. Она была готова поспорить, что он вообще не тот, за кого себя выдает.
Такое открытие сделало его в глазах Мойры даже более привлекательным. Опасно неотразимым. Какой выбор перед ней? Следовать за ним, куда укажет, и стать поклажей за его спиной или отступиться, как того безнадежно хотелось?
– Не беспокойтесь, мистер Райленд, я не в претензии. – Нельзя давать понять ему, как сильно она задета. Её жизнь основывалась на самоконтроле. И она не могла позволить, чтобы мужчина изменил этот ее принцип.
Насмешливо приподняв бровь, он вновь с вызовом впился в нее своими темными блестящими глазами. Боже милосердный, зачем она тянется к этому мужчине? Он неуправляем, он слишком велик для нее. Он будет таким для любой женщины, которая хочет сохранить свое внутреннее равновесие. Уинтроп Райленд – это смерч, который захватывает женщин, оказавшихся у него на пути, вертит ими до беспамятства, а потом отбрасывает их в сторону и, свободный, двигается дальше.
«Слишком рано ты пугаешь себя этой игрой».
Игра. Как странно. Все, что происходит между ними, она назвала игрой. Но это так и есть. Каждый из них хочет установить свои правила, чтобы быть наименее уязвимым.
Октавия передала ей тарелку с большими кусками от разных тортов. Для себя Мойра нарезала бы их поменьше.
Что поделаешь, придется молча съесть все. Под неусыпным взглядом Уинтропа удивительно, как она вообще могла есть.
Он повернулся к невестке, протягивая свою пустую тарелку:
– Положи еще немного шоколадного, Ви.
– Еще? – Ее лицо вытянулось от удивления. – Ты съел почти половину! – Ну и что? – Он пожал плечами. – Торт отменный.
Выкладывая ему на тарелку очередной кусок темного, тающего во рту торта, Октавия обратилась к Мойре:
– Полагаю, мужчины не следят за своим внешним видом, как мы, женщины.
– Просто нам все равно, как мы выглядим, – вмешался Норт, его уже пустая тарелка стояла рядом с ним. – Я прав, Уин?
Его брат как раз вилкой делил свой кусок.
– Совершенно прав. Более того, ты, братец, заботишься об этом меньше, чем все мы. – Он улыбнулся Мойре, которая в это время подносила кусочек на вилке ко рту. – Как вы думаете, леди Осборн, эта маленькая слабость повредит моему внешнему виду?
Мойра опять смутилась.
– Наверное, нет. Если только вы не намажете им лицо. – Он громко рассмеялся, за ним все остальные.
– Каков вопрос – таков ответ. – Октавия бросила на Мойру веселый взгляд. – Кажется, Мойра тоже за словом в карман не полезет, как и ты, Уинтроп.
Уинтроп в это время тщательно слизывал кусочек глазури со своей вилки. Мойра затрепетала – вот бы побыть этой вилкой!
– Дело не в кармане, дорогая сестра, а в том, какой у меня язык. – Он ласково улыбнулся Октавии, а когда та занялась своим мужем, Уинтроп обратил свои кобальтовые глаза на Мойру. И то, что она увидела в них, лишило ее точки опоры, словно ее кости превратились в желе.
О Господи, может, он сумел прочесть ее мысли, когда она позавидовала его вилке? Похоже на то.
Он отставил тарелку с недоеденным куском торта и придвинулся к ней. Мойра глядела на него, ее сердце билось где-то в горле, пальцы стиснули тарелку, чтобы унять дрожь.
– Камин, наверное, горит слишком сильно, леди Обсорн? – спросил он тихо и вежливо.
– Нет, все в порядке, мистер Райленд, спасибо. – Как ей удалось так невозмутимо ответить?
– Я спрашиваю, потому что вы выглядите так, словно вам немного жарко. Лицо красное.
Глаза Мойры сверкнули. Ее сердце колотилось, как молот.
– Вы чересчур дерзки, мистер Райленд. – И ей нравилось это.
Его выразительные губы чуть скривились.
– Вы, без сомнения, правы, но сейчас вы напомнили мне об одной важной вещи, миледи.
Осмелится ли она спросить?
– О какой именно?
Он наклонился к ней, как будто хотел сообщить нечто секретное:
– Вы все еще должны мне поцелуй, и, учитывая, что Baм по душе мысль покрыть меня шоколадной глазурью, хорошо, если вы будете готовы вернуть долг.
Мойра открыла рот, но не издала ни звука. Она могла только стоять, глядеть на него во все глаза и сгорать с головы до пят.
Взгляд Уинтропа остановился на ее приоткрытых губах, а вслед за этим на щеках его заиграл легкий румянец.
– О Господи, – пробормотал он, – женщина, ты заставляешь меня желать быть покрытым глазурью.
А потом он ушел, наскоро простившись. Мойра стояла, держа тарелку в руках, и рассматривала ломтики торта, которые так и лежали на ней. Уинтроп Райленд желал ее. Разве такое возможно? А что можно сказать о ней, если она принимает греховные вещи, о которых он говорит, то, как он смотрит на нее, словно… словно готов съесть ее. Достаточно было вспомнить этот его взгляд, как по коже побежали мурашки возбуждения. Да, он опасный, дурной, порочный человек.
Но, Господи помоги, ей все это безумно нравилось. Она страстно желала отдаться этому чувству.
– Октавия, – протянула она свою тарелку подруге, – как ты думаешь, я могу позволить себе еще шоколадного торта?
Он должен был бы думать о Дэниелсе, а вместо этого его голова заполнена мыслями о Мойре Тиндейл. Несколько часов, которые прошли после инцидента с тортом, не остудили его желания, а лишь подогрели. Он догадался о ее присутствии в тот же момент, когда вошел в дом, даже не видя ее.
Его так влекло к этой женщине, что он переставал быть самим собой. Флирт с ней делал из него послушного болванчика, но с этим ничего не поделать. Он был готов на все, лишь бы обладать ею. Понимание, что он недостоин женщины, которой придется признаться в своих слабостях, делало это чувство невыносимым.
Он никогда не смог бы открыть свое прошлое. Никому. Тем более Мойре Тиндейл. Даже Норт не догадывался о масштабах того, что он совершал, стыд мешал ему признаться. Его братья не знали, что творится у него внутри, о страхах, которые он скрывал от мира, которые прочно гнездились в темноте ночи, когда его настоящая жизнь подступала со всех сторон, грозя катастрофой. Дать выход этим чувствам стало бы величайшим унижением для него. Он и подумать не мог, чтобы своими руками сделать себя уязвимым для других людей. Он должен сам справиться с собой.
