— Ты много времени проводишь с ним, — сказала Пенелопа. — Это очень милосердно с твоей стороны. Он, вероятно, в отличие от нас не привык к одиночеству.
— Я просто нахожусь при нем, когда он ест, потому что это проще, чем ходить взад-вперед, — сказала Анджела. — И, наверное, ему приятнее есть в компании, — добавила она многозначительно.
— Да, и бреется он тоже в твоей компании. Что дальше? Будешь тереть ему спину, когда он станет принимать ванну? Нелогично уделять так много времени человеку, который тебе не нравится. Или ты уже изменила свое отношение к этому вертопраху? — сказала Хелена укоризненно, словно невозможно было испытывать к мужчине другие чувства, кроме презрения.
— Должна признаться, что он не так ужасен, как показался вначале, но он все равно мне не нравится, — ответила Анджела, «Он мне не нравится», — как заклинание мысленно повторила она. И в тот же миг поймала себя на том, что ей стало приятно находиться в его обществе, но своим подругам она пока об этом ничего не скажет.
— Что ж, надеюсь, что ты только разговариваешь с ним и не позволяешь ему никаких вольностей.
— Он ранен и лежит в постели. Что он может сделать? — возразила Анджела.
— Он распутник, и это всем известно. Вопрос лишь в том, чего он не станет делать.
— Между прочим, его очень огорчает, что люди готовы верить любым грязным слухам о нем, — сказала Анджела шепотом, пытаясь отвести разговор от себя. Подруги как по команде от удивления вскинули брови.
— А что, разве на самом деле он не такой? — осмелилась спросить Пенелопа.
Похоже, даже сестра Бетани захотела услышать ответ.
— Вообще-то я не спрашивала, — чистосердечно призналась Анджела.
Она не задавала вопросов, потому что не была уверена в том, хочет ли знать правду. А Хелена, в этом Анджела была уверена, будет ненавидеть его, даже если все сплетни окажутся чистым вымыслом.
— Возможно, все это не так, — пожала плечами Хелена. — Но не позволяет ли он вольностей по отношению к тебе?
— Нет.
Чтобы не говорить ничего лишнего — например, о том, что в какой-то момент ей очень захотелось, чтобы Филипп ее поцеловал, — Анджела засунула в рот огромный кусок баранины.
Дело было не в Филиппе Хантли, она была в этом уверена. Просто, оказавшись рядом с мужчиной, она вспомнила то счастливое время, когда за ней ухаживал Лукас. Тогда она наслаждалась его поцелуями и ласками. А в последнее время желание испытать это вновь стало настолько осязаемым, что все тревоги и опасения уходили на второй план.
— Вы замечательная сиделка, Анджела. Филипп быстро идет на поправку, — сказал доктор Гастингс, осмотрев его раны.
Прошла неделя с тех пор, как доктор впервые навестил Филиппа. В тот день он с сильнейшим жаром лежал без сознания. Первые три дня, которые Филипп провел в монастыре, просто выпали из его жизни.
— Ну что ж, пожалуй, больному уже можно вставать, — продолжал доктор, — хотя поначалу вам, сэр, может понадобиться трость.
— Возможно, лучше, если сэр Хантли останется в постели еще несколько дней, — к удивлению Филиппа, предложила Анджела.
— А я думал, вы с нетерпением ждете моего отъезда, — заметил он, не обращая внимания на то, что его слова заинтриговали доктора и аббатису.
— По сути, так оно и есть. Но если вы раньше времени встанете на ноги, то рискуете получить новые травмы, и тогда ваше пребывание здесь затянется надолго.
Аббатиса положила свою руку на руку Анджелы, словно успокаивая ее.
— А ведь она говорит дело, — задумчиво произнес доктор Гастингс.
— А как насчет ванны в таком случае? — спросил Филипп.
Он находился в постели почти неделю и чувствовал себя чертовски некомфортно из-за этого.
— Это было бы неплохо, — ответил доктор. — Просто будьте осторожны.
— Анджела, — сказала аббатиса, — пусть Пенелопа поможет тебе приготовить ванну для лорда Хантли.
Анджела кивнула и вышла из комнаты.
— Я должен предупредить, что любое физическое напряжение вам пока противопоказано, — добавил доктор Гастингс. — Хотя бы еще несколько дней.
— Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, лорд Хантли, — великодушно предложила аббатиса.
— Если ко мне больше нет вопросов, я ухожу, — сказал доктор, собирая свои инструменты. Вскоре он ушел, оставив Филиппа в обществе аббатисы.
— Лорд Хантли, мне хотелось бы переговорить с вами, если позволите.
— Конечно, мадам.
— Вы можете обращаться ко мне «леди Кэтрин». Когда я сказала, что вы можете оставаться здесь столько, сколько посчитаете нужным, я именно это имела в виду.
Она прошлась по комнате и остановилась у окна.
— Вы очень добры.
— Конечно, вы останетесь по причинам, связанным с вашим здоровьем. Я не могу представить других причин, по которым вы пожелали бы задержаться здесь. А вы?
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. И он не мог не понять, на что она намекает.
— Да. Ну, я…
— Анджела очень дорога нам. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ей причинили вред.
Это означало: «Держите от нее руки подальше».
— Вновь, — добавил Филипп.
— Прошу прощения?
— Меньше всего вам хотелось бы, чтобы ей вновь причинили вред, — уточнил Филипп, а затем добавил: — Она мне рассказала свою историю.
— В самом деле? — несколько опешив, спросила аббатиса. — Она провела здесь целый год, прежде чем доверилась мне. Полагаю, она постепенно сможет смириться со случившейся катастрофой.
— Катастрофой?
— Похоже, она вам не все рассказала.
— По-видимому, нет, — сухо произнес Филипп. Значит, кроме того, что рассказала ему Анджела, было кое-что еще, но он больше ничего не хотел выяснять. Хотя, конечно, ему придется помучиться, чтобы догадаться, что именно скрыла от него Анджела.
— Поэтому я на всякий случай предупреждаю вас: серьезную травму девушке нанес мужчина, подобный вам. Я хочу, чтобы вы об этом помнили. Будьте к ней добрее, лорд Хартли. Ей нелегко находиться рядом с вами.
«Мужчина, подобный вам».
— Признайтесь мне, леди Кэтрин. Подобное предупреждение получил бы любой ваш пациент, или такая честь выпала только мне?
— Подобную нотацию я прочитала бы любому мужчине, который смотрит на Анджелу так, как вы.
С этими словами аббатиса коротко кивнула ему и вышла из комнаты, даже не дав ему возможности оправдаться.
Анджела быстрым взглядом окинула коридор и с облегчением убедилась, что поблизости никого нет. Она чувствовала, что щеки у нее начинают гореть от одной мысли о том, что она собирается сделать. Но как только идея взглянуть на принимающего ванну Филиппа пришла ей в голову, она поняла, что просто не в состоянии думать о чем-либо еще. Возможно, она испорченная, но она никогда не видела обнаженного мужчину. Она заранее чувствовала себя виноватой. Ей было просто необходимо взглянуть краешком глаза.
