— Сегодня, утоляя жажду у реки, я кое-что заметил. Думаю, это значительно облегчит путешествие. Пойдем, здесь недалеко.
Он поманил жену за собой, не выпуская, однако, поводья коней. Вскоре они оказались в ивовой рощице. Вулфгар развел низко нависшие ветви и, показав ей лодку, длинное, узкое, выдолбленное из ствола суденышко, низко поклонился.
— Ваша королевская баржа, миледи.
Эйслинн недоуменно нахмурилась, но Вулфгар улыбнулся:
— Эта речка впадает в другую, пошире, огибающую болото возле Даркенуолда.
Эйслинн почувствовала невыразимое облегчение, что больше не придется садиться на лошадь. Вулергар отпустил коней и сложил сбрую на носу лодки. Усадив Эйслинн в середине, где она могла удобно опираться на седло, он укрыл жену плащом и столкнул лодку на воду, а сам взял в руки короткое весло.
Время словно прекратило свой бег. Эйслинн задремала, но вскоре пробудилась и лежала молча, изредка трогая низко склонившиеся к воде косы плакучих ив. Сквозь голые сучья дубов виднелись звезды, и багровая луна постепенно бледнела, превращаясь сначала в золотую, а потом в бледно-желтую. Эйслинн снова погрузилась в дремоту. Так продолжалось всю ночь: недолгий сон, потом пробуждение, и Вулфгар, ни на секунду не выпускающий из рук весла.
Вулфгар чувствовал себя совершенно опустошенным. Сын, которого он только начинал любить, был навеки потерян, и он, возможно, никогда не увидит задорного рыжего хохолка и синих глаз. Боль затопила теперь уже беззащитное сердце, но Вулфгар упрямо греб, пока боль в руках не вытеснила мучительные мысли.
Первые лучи солнца осветили знакомый дуб на холме, сонный городок с черневшим на фоне посветлевшего неба силуэтом большого дома и почти достроенный замок Даркенуолд. Лодка заскрипела по песку, и Вулфгар ступил в воду, чтобы вытащить ее на берег. Вернувшись, он взял жену на руки и не отпускал до тех пор, пока не вышел на твердую, усыпанную листьями землю. Узкая тропинка вилась сквозь заросли. Вулфгар крепко сжимал руку Эйслинн. Дорога была ему хорошо знакома. Когда-то в такое же, правда, немного более теплое ноябрьское утро он пробирался верхом на Гунне через этот лес и наконец набрел на ослепительно прекрасную девушку, купавшуюся в холодном ручье. Как летит время! Радость залечивает раны, а боль убивает счастье в сердцах людей.
Эйслинн, вздохнув, подняла на него усталый взгляд. Они подошли к дому, и Вулфгар широко распахнул дверь.
Муж с женой переступили порог и недоуменно огляделись, ошеломленные ярким светом и шумом. Все были в сборе, и никто, казалось, не скучал по исчезнувшим хозяевам. Болсгар и Сузим о чем-то громко спорили с Гауэйном и Милберном, а Хейлан нежно ухаживала за сидевшим в кресле Керуиком. Голова и нога молодого человека были перевязаны, что, впрочем, нисколько не портило его настроения. В темном углу, спиной к остальным сидела Майда, тоже не обратившая внимания на вновь прибывших.
Представшая взору картина была совершенно необычной для дома, в котором должны были царить тишина и тоска, особенно в такой ранний час. Эйслинн и Вулфгару не хотелось омрачать столь жизнерадостное расположение духа окружающих грустными новостями, однако они оказались у очага, прежде чем Болсгар заметил их и, приветливо махнув рукой, поднялся на ноги.
— Вот и вы! Наконец-то! — промолвил он. — Хорошо! Прекрасно! Часовые с башни видели, как вы подходили к дому. — Бросив мимолетный взгляд на Эйслинн, он удовлетворенно кивнул. — Вижу, дочь моя, этот влюбленный негодяй не успел причинить тебе зла. А ты, Вулфгар? Надеюсь, прикончил его? Я слишком дорожу обществом этой милой девушки и не перенесу, если подлый грабитель снова отнимет ее у меня.
Вулфгар отрицательно покачал головой, но не успел он все объяснить, как вмешался Суэйн.
— Что это? — проревел он. — Неужели я не могу доверить вам, зеленым юнцам, простого дела? — Он с оглушительным смехом наградил Болсгара дружеским хлопком по плечу, так что несчастный долго не мог отдышаться. — Придется нам с тобой пуститься в погоню и закончить начатое. Возможно, на сей раз у тебя не будет повода медлить.
Вулфгар переводил взгляд с одного на другого, но не мог и слова вставить.
— Да, — ехидно заметил Болсгар. — Но я буду вынужден, судя по всему, поработать мечом, поскольку ты, кажется, и пальцем не пошевелишь, чтобы мне помочь!
— Ах ты, старый саксонский боевой конь! Неужели не заметил, что я изо всех сил пытался удержать этого похотливого жеребца подальше от тощих кляч, которых отпустил на свободу Рагнор. Проезжая мимо тебя, я только и смог, что махнуть рукой. — Обернувшись к Вулфгару он объяснил: — Я остановился на ночлег, и Гунн разбудил меня на рассвете, ткнувшись холодным носом в лицо.
Суэйн хмыкнул, искоса поглядев на Глинн, мешавшую суп в котле у очага, и громко продолжал:
— Сначала мне пригрезилось, что я целуюсь с хорошенькой девчонкой, но тут этот проклятый мерин так громко фыркнул, что я проснулся и погнал назад весь табун. Остальные лошадки оказались кобылами, и твой упрямый мул, Вулфгар, едва не прикончил меня в своем рвении, особенно когда мне удалось отыскать серую в яблоках, ту, что ты купил для леди Эйслинн. А сей злобный сакс утверждает, что я оставил его в беде.
— Весьма шаткий предлог, — проворчал Болсгар, — ты сам видел, что я сгибался под драгоценным бременем!
— Но в чем дело? — удивился Вулфгар. — Почему вам так туго пришлось?
— Да так, позаботились о кое-каком имуществе, которое вы оставили в спешке, — пожал плечами старик.
Вулфгар хотел расспросить его подробнее, но в разговор снова вмешался Суэйн:
— Что случилось с этим подлецом Рагнором? Он успел сбежать в северные земли вместе с Гвинет?
— Нет, — пробормотал Вулфгар. — Они прикончили друг друга.
Болсгар печально покачал головой и хрипло прошептал:
— Ах, Гвинет, бедная девочка. Может, она наконец обрела покой.
Старик шмыгнул носом и вытер лицо рукавом.
Короткое скорбное молчание затопило дом, и Эйслинн устало прислонилась к мужу, который обнял ее за плечи и прижал к себе. Она не могла разделить всеобщего веселья, на душе было пусто и холодно. Эйслинн обвела глазами домашних: наконец-то подружившихся Керуика и Хейлан, Мидерд и Глинн, и Майду, все еще жавшуюся в углу.
Суэйн громко откашлялся, нарушая тишину.
— Мы похоронили доброго Бофонта.
— Да, — подтвердил Гауэйн, поднимаясь с кресла. — Но мы втроем, да еще святой отец едва уговорили викинга не класть тело в лодку и не устраивать погребального костра.
— Клянусь Богом, — хмыкнул Милберн, — нам это стоило немалых трудов, но мы все-таки настояли на своем.
— Да, — согласился Болсгар. — Правда, пришлось положить в могилу побольше эля и вина, чтобы прогнать зимний холод.
