своего старания.
– Что рассказывали они, Лизхен? – подтолкнула Гретта служанку.
– Ой, да странности какие-то, – ответила молодая женщина; оставшись довольной созданной ею причёской, она подошла к госпоже поближе. – Говорят, сыро очень в комнате, мебель вся мокрая, воздух тяжёлый. В общем, жутко, как в склепе. Звуки слышны, будто ходит кто-то. Ходит и дышит. Но больше всего мужчины перепугались, когда дверь сама собой захлопнулась, заперев их в этой комнате. И только молитвы заставили её открыться.
– Я тоже хочу там побывать, – выдохнула Гретта. – Как же мне ключ добыть?
– Вы что, госпожа? – всплеснула руками Лизхен. – В логово призрака! Неужели не страшно вам?
– Совсем не страшно. Что сделает мне Берхард?
Но разговор был прерван. Дверь отворилась внезапно, резко, настежь. Молодые женщины даже вздрогнули от неожиданности. В комнату вошёл Густав. Бледный, с всклокоченными волосами, неряшливо одетый; взгляд его холодных синих глаз был тяжёл и не обещал ничего хорошего.
– Доброе утро, Гретта, – рявкнул Густав.
Стараясь сохранить невозмутимость и достоинство, девушка поднялась и сдержанно поклонилась в знак приветствия. Густав захлопнул за собой дверь и, пройдя, тяжело плюхнулся в кресло. Он был ещё слаб. Лекарь запретил ему вставать, хотя бы до полудня. Однако Густаву необходимо было увидеть супругу свою, дабы серьёзно с ней поговорить. И посему, едва оставшись в покоях один, без присмотра, он наскоро натянул штаны и туфли и направился к жене. В висках стучала тупая боль, тело чувствовало себя уставшим, но молодой человек не обращал на это никакого внимания. Его сейчас намного больше интересовало поведение Гретты.
– Я рада видеть, что хворь отступила, и вы чувствуете себя значительно лучше, – сухо произнесла Гретта.
– Не льстите мне, Гретта. И не лгите, – презрительно скривил губы Густав. – На самом деле вы мечтаете о скорой смерти моей. И моя болезнь вас только забавляет.
– Вы считаете меня настолько жестокой?
– Нет, вы не жестока. И всё же, несмотря на моё хорошее расположение к вам, вы ненавидите меня. А там, где ненависть, там и пожелание зла. К тому же вчера вы мне дали повод убедиться не только в вашем отвращении ко мне, но и в вашей способности к предательству.
В сердце Гретты вспыхнуло волнение.
– О чём вы? – спросила девушка.
– Зачем вы вчера ходили к Кларку Кроненбергу?
Гретта невольно опустила глаза. Значит, Густаву всё-таки доложили о её посещении темницы. А она-то надеялась, что этот её поступок останется им незамеченным.
Накануне, воспользовавшись случаем, когда Густав больной лежал в кровати, а Аксел остался ждать у его покоев новостей от лекаря, Гретта, освобождённая на время от контроля, решилась навестить томящегося в заточении Кларка Кроненберга. Солдат, стоявший на карауле у входа в темницу, получил от господина своего чёткий приказ никого к пленникам не пропускать. Совсем никого, кроме самого ландграфа да его доверенное лицо Аксела Тарфа. Однако Гретте, принявшей уверенный вид и взявшей решительный тон, достаточно скоро удалось убедить стража, что ей, как супруге ландграфа, так же позволено посещать тюрьму и проверять в каких условиях содержатся заключённые. Солдат её пропустил, проводил до камеры, но не ушёл, а остался поблизости, наблюдая за ходом свидания. Предвидя это, Гретта заранее написала небольшую записку, в которой коротко поведала о поведении и болезни Густава, о письме лекаря Гойербарга к королю, которое он послал с сыном, и, конечно же, о призраке Берхарда. Она надеялась, что эти новости добавят Кларку и его отцу уверенности в их скором освобождении и торжества справедливости. Молодая ландграфиня говорила с Кларком сдержанно и сухо, поинтересовалась его самочувствием, спросила о жалобах на содержание в заточении и, получив от пленника короткие и столь же бесцветные ответы, покинула темницу. Солдат не заметил, как Гретта во время разговора незаметно бросила сквозь решётку записку. А раз не заметил, значит, и не доложит своему господину.
Однако о самом её визите в тюрьму Густаву всё-таки стало известно.
– О чём вы говорили с Кроненбергом? – строго спрашивал Густав. – Что замышляете против меня? Или надеетесь помочь ему сбежать?
– Стражник присутствовал при нашем разговоре, – невозмутимо отвечала Гретта. – У него и спросите, о чём мы с Кларком говорили.
– Я уже спрашивал. Ничего интересного он мне не поведал.
– Значит, ничего «интересного» и не было.
– Солдат – хороший исполнитель приказов, но глуповат. Он мог не заметить каких-либо ваших знаков, не понять намёков…
– Так вы обвиняете меня в предательстве?
– Я не хочу, да вы заставляете это делать.
– Госпожа честная женщина. Зачем ей предавать вас, своего супруга? – подала голос Лизхен в защиту хозяйки.
Но она зря так поступила. Синие глаза Густава немедленно воспламенились гневом.
– Кто позволял тебе вмешиваться, чернь?! – гаркнул он. – Пошла вон!
Душа бедной Лизхен сжалась в комок от испуга, и слёзы обиды подступили к глазам. Дабы оградить верную служанку свою от последующих вспышек гнева ландграфа, Гретта мягко попросила её уйти, оставить их с Густавом наедине. Лизхен выполнила просьбу, вышла из комнаты. Однако переживая за госпожу, она осталась в коридоре, подле закрытой двери, не подслушивая, но прислушиваясь к происходящему внутри комнаты разговору.
– Мне не нравится, что ты печёшься о судьбе моих врагов, – высказывал тем временем Густав.
– Кларк друг мне… – перечила Гретта.
– Мои враги не должны быть друзьями супруги моей!
– Кроненберги никогда не были против тебя. Это ты их сделал врагами! Ты обвинил их в своём же преступлении, ты заточил их в темницу и хочешь лишить жизни!
– Если не уничтожу их я, то они уничтожат меня!
– О брате своём ты так же рассуждал?
– Замолчи! – зло приказал Густав. – Я запрещаю тебе говорить о нём!
– Боишься, что призрак его снова появится?
Такой смелости от зависящей от него женщины Густав не ожидал. В гневе вскочил он и, шагнув к Гретте, крепко схватил её за плечи.
– Как смеешь говорить со мной так?! – кричал он, пронзая Гретту взглядом, полным негодования. – Как смеешь плести интриги за моей спиной?! Разве не предупреждал я тебя быть послушной мне?
– Не делай хотя бы из меня врага, Густав.
Девушка, казалось, совсем не боялась своего супруга, ни его грубых рук, ни его свирепого взгляда. Она смело смотрела ему в глаза, и это лишь сильнее злило Густава. Он желал видеть слёзы непокорной женщины, слышать её мольбы о пощаде. И так будет. Так обязательно будет. Ежедневно.
– Ты сама не хочешь быть моим другом, – процедил сквозь зубы Густав. – А значит, станешь моей рабыней.
Густав сжал Гретту в крепких объятиях, таких крепких, что девушка почувствовала боль и ахнула. Вот так-то лучше. Уже давно пора сделать эту бунтарку
