– А я говорю тебе, что завтра ты пойдешь со мною к Бруссе! – в бешенстве вскричала старуха. – Не безумная ли она? Любит человека, который и знать ее не хочет, а еще отказывается от такого прекрасного случая составить свое счастье. Старый Формоза ищет жену в свой гарем, так как у него умерла его любимая жена! Очень мне надо спрашивать, хочешь ли ты или нет! Ты должна слушаться опытных старых людей: они лучше знают, что хорошо и что дурно, и позаботятся о том, чтобы ты не погибла. Любовь к паше! Какое дело ему до твоей любви и верности!
Реция ничего не отвечала, она сделала вид, как будто покорилась, по крайней мере, так объясняла себе старуха ее молчание. Бедняжка неподвижно сидела, бесцельно глядя перед собой. Она слышала каждое слово старухи, которая через торговца невольниками Бруссу хотела продать ее старому богатому турку и, конечно, получить за это свою долю барыша. Она видела, что теперь все погибло!
Она стояла у пропасти, на краю гибели. Ее хотели оторвать от ее ребенка, от ее единственного сокровища, от нее требовали, чтобы она нарушила любовь и верность Сади! Нет, она никогда не сделает этого! Лучше встретит она смерть. Да, смерть казалась ей спасением! Мысль разом избавить себя и ребенка от всех унижений и скорбей, от всех забот и бедствий овладела ею. Тогда все было бы кончено. Тогда она сохранила бы верность своему Сади. Чем ей дорога была жизнь теперь, когда он ее покинул? Она не сердилась на него, не проклинала, хотя сердце ее и разрывалось на части, – она простила ему все! Она была бедная, недостойная его девушка, его же ожидали блеск, слава и величие, ей не место было в его конаке – лучше всего ей было умереть вместе с ребенком.
Пожелав покойной ночи старикам, она, по обыкновению, отправилась в соседнюю комнату и сделала вид, будто легла спать.
Когда в передней комнате водворилась тишина и старики заснули, она тихо и осторожно поднялась с постели.
Она прислушалась, все было тихо. Чтобы успокоить проснувшегося ребенка, она покормила его грудью и, когда тот заснул, встала. Кругом были тишина и безмолвие. Она осторожно отворила дверь в соседнюю комнату. Гафиз и Макусса крепко спали, их громкий храп разносился по комнате.
Реция тихо прокралась мимо их постелей, тихонько отворила дверь в сени. Холодный ночной воздух пахнул на нее, но она даже и не почувствовала этого – так была взволнована. Она быстро вышла из хижины, осторожно притворив за собою дверь.
Никто не слышал ее ухода; повсюду было тихо, все уже спали. С ребенком на руках она бежала прочь, бесцельно стремясь вперед; ее преследовала одна мысль – поскорее избавить себя и свое дитя от всех скорбей этого мира!
Пробегая по полю, она вдруг заметила вдали два огненных глаза приближающегося локомотива.
Луч надежды блеснул на ее лице. Что, если бы она, чтобы избавиться от своего отчаяния и беспомощного состояния, вместе с ребенком бросилась на рельсы? В одну минуту все было бы кончено.
Она торопливо бросилась к рельсам.
Ясно слышался шум приближающегося поезда.
Она поцеловала своего ребенка.
– Так должно быть! – воскликнула она. – Только на небе ждет нас спасение и покой, здесь, на земле, мы беспомощны и обречены на гибель.
Крепко прижав малютку к своей груди, она бросилась на рельсы. Горе и отчаяние ее были так велики, что она не чувствовала при этом ни малейшего страха. Напротив, казалось, будто она уже готова была вступить в ту блаженную обитель, где кончаются все земные бедствия.
Она еще раз поднялась.
Громче слышался шум локомотива, словно бешеное фырканье ужасного дракона с огненными глазами.
На минуту ею овладел ужас.
– Прощай, мой Сади, я умираю за тебя! – воскликнула она.
Ночной мрак скрывал страдальцев от глаз машиниста, если бы он и видел их, то было уже поздно остановить поезд и тем спасти несчастных.
Свист локомотива возвестил городу о приближении поезда. В эту самую минуту вагоны переехали несчастную мать и сына…
Принц Юсуф напрасно употреблял все старания, чтобы отыскать след Реции, но он все еще не успокоился, хотя не говорил более Гассану о своем желании еще раз увидеть прекрасную девушку.
Юсуф платонически любил Рецию. Он вовсе и не думал назвать ее своею. Он хотел только еще раз увидеть ее, поговорить с нею. Она была так прекрасна: ему хотелось полюбоваться ее лицом, ее чудными выразительными глазами. Но ему никак не удавалось ее увидеть, хотя чего только он ни делал, чтобы отыскать Рецию.
Гассан, приобретавший все большую и большую благосклонность султана, не говорил Сади более ни слова о Реции с тех пор, как заметил, что между ним и принцессой возникла любовь, которая с каждым днем принимала все более и более серьезный характер. Об открытой помолвке не было и речи: султан еще не дал на то своего согласия, но что в скором времени она должна была состояться, в этом Гассан не сомневался, а потому и молчал о Реции.
«Если бы Сади еще думал о ней, – рассуждал Гассан, – он мог бы спросить меня сам».
Но Сади не спрашивал.
Это нисколько не удивляло Гассана, в сердечных делах он был нечувствителен, почти суров. Ему не казалось странным, что Сади отрекся от своей первой любви теперь, когда ему, смелому, домогающемуся величия и славы паше, выпала на долю любовь принцессы. Он находил естественным, что Сади был настолько умен, чтобы всем остальным пожертвовать ради этой блестящей будущности, тем более что и фигура Рошаны была прекрасна, заманчива и величественна; судя по ней, можно было заключить и о красоте ее лица.
Высота ее сана и богатство еще усиливали это обаяние и увеличивали число домогавшихся ее руки.
Сообщая своему другу, что принцесса Рошана стала их союзницей, Сади ни слова не сказал ни о своей помолвке, ни о своей любви к Рошане. Гассан и не спрашивал его об этом; он рад был, что они нашли новую союзницу в борьбе с Шейх-уль-Исламом, и вместе с Сади надеялся, что ей удастся открыть место, где спрятана пророчица.
Однажды вечером Сади был у Гассана в Беглербеге. Вдруг на взмыленной лошади приезжает туда его слуга и передает ему собственноручную записку от принцессы.
Эту записку принес один из ее невольников на квартиру к Сади и просил как можно скорее передать ее паше.
Сади взял записку и отпустил слугу. Тут он развернул элегантное письмецо.
– Читай скорее, я горю нетерпением узнать, что это такое! – просил Гассан.
Сади стал читать вслух:
«Союзница твоя извещает тебя, что время между твоим посещением и получением этих строк она провела не в бездействии. Во-первых, я прогнала своего неверного слугу Лаццаро. Во-вторых, я разошлась с Мансуром. В-третьих, благодаря счастливому случаю, от одного старого укротителя змей я узнала, где пророчица».
