- Определенно, это ваш ночной кошмар, - холодно ответила Женевьева, пытаясь прошмыгнуть мимо его плеча.
Тобиас, моментально среагировав, поймал ее за руку.
- Вы не помните? - мило промурлыкал он с веселым изумлением в голосе. - А я так понял, что для окраски волос вы использовали ежевику.
- Вы, должно быть, вспомнили кого-то другого, - парировала Женевьева.
Он смущал ее своим взглядом, в котором светилось что-то, что заставляло ее краснеть.
- Ах, нет, у меня замечательная память, - не сдавался он.
Эта его медленная улыбка должна быть запрещена! Женевьева была не в силах отвести взгляд. Он снова взял ее руку и поднес к губам.
- Мне кажется, я помню о вас... все.
- Это была черная смородина, а вовсе не ежевика, - сказала вдруг Женевьева и испугалась, поняв, что произнесла это хриплым шепотом.
- Почему вам пришло в голову сменить цвет ваших волос? - похоже, он был искренне озадачен. - В своей жизни я не видел ничего красивее. В Индии полно шелков всевозможных расцветок, но я никогда не встречал ни одного, способного конкурировать с вашими волосами. - Он коснулся ее локона одним пальцем.
Женевьева сглотнула. С ее стороны это была совершенно разумная попытка закрасить полосатость волос черным цветом. Но сейчас, когда Тобиас Дерби так смотрел на ее локоны, она не могла понять, с чего вдруг ей когда-то хотелось иметь темные волосы.
- Конечно же, вы помните, - еле слышно прошептал он. - Ваши волосы... в карете? Вероятно, я никогда не смогу их забыть, сколько бы лет ни прошло с тех пор.
Дрожь пробежала по спине Женевьевы. Он был очарован ее кудряшками, уткнулся в них носом, целовал их, разбрасывал по своему и ее телам, и так длилось все то время, пока они ехали в карете в Гретна-Грин, где он должен был сделать ее своей женой.
И чего так никогда и не случилось.
Она опомнилась и отняла у него свою руку.
- Извините меня, мистер Дерби, - произнесла она с фальшивой вежливостью. - Как бы не было интересно обсуждать воспоминания детства, все же я полагаю, мой жених ждет меня.
И она ушла к Фелтону, даже стройная спина выдавала ее возмущение. Тобиас только усмехнулся ей вослед. Она помнила, она очень хорошо все помнила.
Женевьева оделась для встречи с Тобиасом Дерби с особой тщательностью, полная необъяснимых предчувствий. С какой стати она позволила ему сопровождать ее? Ей же совершенно ясно, что он остался таким же диким и необузданным, каким и был когда-то. Честность заставила ее признать свою странную необычную восприимчивость к его очарованию, хотя она понимала, что Тобиас и близко не так красив как Фелтон и совершенно не обладает его неотразимым блеском аристократического воспитания. Фелтону достаточно было посмотреть на нее с едва заметным одобрением, и Женевьева начинала чувствовать себя так, словно получила от него все возможные рождественские подарки, завернутые лишь в одну его улыбку. А вот Тобиас никогда не смотрел на нее с одобрением, в его взгляде читалась чистая страсть. Когда они росли, казалось, в деревне он был не на своем месте, а теперь он выглядел таким же безнадежно неуместным в Лондоне: слишком большой, слишком стремительный, слишком чувственный. Действительно, даже просто находясь рядом с ним, она ощущала нервное истощение. В его обществе женщина должна быть постоянно настороже или окажется лежащей на спине прямо в общественном парке.
Вот этого точно не должно повториться, сказала себе Женевьева. Она вовсе не такая женщина. Нет, она - невеста Лусиуса Фелтона. Он попросил ее руки в спокойной, учтивой манере, которую она полностью одобряет. Так почему же она все-таки тратит впустую свое время на Тобиаса Дерби?
Ровно в два часа Женевьева спустилась вниз, одетая в платье для прогулок из бледно-голубого муслина, отделанного белым кружевом. Оно выглядело скромным, но в то же время удивительно подходящим, особенно к накидке из синей шелковой тафты. В руках она держала кружевной зонтик от солнца с острым наконечником (превосходное дополнение для отражения похотливо настроенных мужчин). Начиная с кончиков голубых туфелек и кончая лентами, вплетенными в волосы, ничто в ней не должно было вызвать у мужчины страстное желание.
А посему не находилось никакого объяснения тихому огню, немедленно вспыхнувшему в глазах Тобиаса, как только он увидел ее. Этот слегка потемневший синий оттенок его глаз хоть и вызвал в Женевьеве некоторую неловкость, но внезапно заставил почувствовать себя счастливой. Он - мерзавец, напомнила себе Женевьева. Этот мужчина настолько похотлив, что глазеет даже на тех леди, вырезы платьев которых приближаются к ушам.
- Надеюсь, наш пикник будет довольно кратким, - сказала Женевьева, спускаясь со ступенек крыльца и проходя к карете Тобиаса, при этом ее зонтик был открыт и явно предостерегал от любого его намерения сделать выпад в ее сторону. - Я должна вернуться пораньше и успеть переодеться для оперы. Фелтон и я собираемся смотреть "Белого Слона", последнее сочинение графа Годвина.
- Граф - это титул композитора или его имя? - поинтересовался Тобиас.
Женевьева позволила лакею помочь ей сесть в карету, словно была хрупкой фигуркой из китайского фарфора. Она вовсе не та женщина, что будет карабкаться туда самостоятельно.
- Он сейчас очень популярен, - без всякого интереса заметила она, вынимая веер. - Оперы принесли ему известность.
- Должно быть, в Англии произошли большие изменения с тех пор, как я уехал из страны, - откомментировал Тобиас ее сообщение, занимая место напротив Женевьевы. - Что-то я не припомню пэров, не брезгающих заниматься музыкой.
- И почему он должен быть таким напыщенным? Куда мы едем? - спросила она, добавив в свой голос изрядное количество скуки.
- На Варфоломеевскую ярмарку[18], - ответил он.
Женевьева вздохнула, изображая безмерную усталость светской дамы.
- Варфоломеевская ярмарка? Но с какой стати? Люди нашего круга никогда не посещают Варфоломеевскую ярмарку!
- Почему же нет?
- Поскольку она... она - не для нас, вот почему!
- Не будьте такой гусыней. Сегодня день святого Варфоломея, и те, у кого все в порядке с головой, отправляются на ярмарку.
- Ради Бога, - без всякого выражения произнесла Женевьева. - Никогда не слышала ничего подобного. И что мы будем там делать, молиться? - Она активно обмахивалась веером, чтобы скрыть свое смятение. Один плюс в этом все же был, на ярмарке их никто не узнает.
- Есть свинью Варфоломея, - лениво ответил он, вытягивая ноги так, что Женевьева была вынуждена отодвинуться на своем сиденье, лишь бы избежать прикосновения его лодыжки. - А также имбирный пряник в форме человечка. Вот увидите, Женевьева, я непременно съем пряник в виде леди. А вы?
