— Я никого не встречал, — с трудом пробормотал Эштон; на него вдруг навалились ужасные предчувствия.
— Действительно очень странно, милорд… Мой кузен был дворецким в Хаттон-Мур-Хаусе. Он умер вскоре после того, как умер маркиз. Кузен говорил, что у маркиза есть дочь, и у меня не было причин не верить ему на слово. Теперешнего дворецкого в Хаттон-Мур-Хаусе я не очень хорошо знаю, но мне думается, что дочь маркиза по-прежнему живет в этом доме.
— Ты уверен, что единственным ребенком маркиза была девочка?
— Абсолютно уверен, милорд. У моего кузена не было причины мне лгать. По правде говоря, он всегда очень хорошо отзывался об этой девочке. Можно сказать, что он даже любил ее.
— Что ты имел в виду, когда называл Уэрлоков эксцентричными? — спросил Брант.
Счищая остатки завтрака в миску, Марстон ответил:
— Может, лучше было бы назвать их одаренными. Говорят, что все они обладают дарами, но за достоверность слухов я ручаться не могу, поскольку не располагаю для этого достаточной информацией. Однако мой кузен был убежден в том, что так и есть. Говорят, что Уэрлоки и их родственники Воны имеют весьма необычные способности — могут, например, предвидеть будущее, общаться с духами и обладают прочими подобными талантами. Именно поэтому они живут отшельниками. Вероятно, эти… э… дары приносили им немало неприятностей в прошлом. Многие наслышаны об этой семье, но лишь очень немногие знакомы с ними лично. И еще меньше тех, кто знает их хорошо. Разумеется, мой кузен сообщил мне об их дарах по секрету, вы меня понимаете? — Марстон внимательно посмотрел на молодых лордов, и те утвердительно кивнули. — Милорд, могу я спросить вас, почему вы заинтересовались этой семьей?
— Думаю, что я познакомился с девушкой из этой семьи, хотя не знаю, кем именно она приходится покойному маркизу, — ответил Эштон.
— Если хотите, милорд, я могу письменно изложить все, что знаю о родственных связях в этой семье, и сегодня, ближе к вечеру, представлю вам отчет.
— Да, Марстон, пожалуйста. Я был бы тебе за это очень благодарен.
— Позвольте мне от имени всей прислуги поздравить вас с помолвкой с леди Хаттон-Мур, милорд.
— Спасибо. И поблагодари от моего имени весь штат, — пробурчал Эштон, глядя вслед Марстону, уже выходившему из столовой. — Похоже, у меня проблемы, — сообщил он Бранту, как только дверь за дворецким закрылась.
— Не думай сейчас об этом. Тебе надо вручить кольцо невесте и выразить ей свое неудовольствие.
— Неужели я женюсь на женщине, способной прятать на чердаке свою доведенную до нищеты родственницу… сводную сестру? Черт возьми, какая же судьба ждет моих бедных тетушек?
— Она не сможет сделать с ними ничего, не заручившись твоим согласием и без твоего указания.
— Но она может заставить их чувствовать себя так, словно они грязь под ее туфельками.
— Возможно, мой друг, тебе следует узнать больше о той особе, которую ты считаешь своей невестой. Некоторые женщины так ловко умеют подать себя в обществе, что не всегда легко определить, какие они на самом деле. Ее приданое может вытащить твою семью из долговой ямы, но какой ценой?
Ответ на этот вопрос Эштон предпочел бы найти до того, как пойдет к алтарю с леди Клариссой. И ему вдруг пришло в голову, что пришло время присмотреться к другим богатым наследницам.
Ближе к вечеру, когда Эштон вернулся домой, голова его нещадно болела. Виконт не особенно обрадовался, увидев всех своих четырех друзей, поджидавших его в кабинете, но весьма одобрительно отнесся к бренди, что принес с собой Виктор. Только после нескольких добрых глотков согревающего напитка он успокоился и смог начать разговор, ради которого, очевидно, и пришли к нему друзья. Эштон решил ответить на все их возможные вопросы о Клариссе еще до того, как они станут их задавать.
— Моя невеста не очень-то довольна кольцом, — сообщил он. — Она ясно дала понять, что хотела получить от меня изумруд Радмуров. И она, и ее брат выразили удивление по поводу того, что известие о помолвке вызвало у меня досаду. Они якобы были абсолютно уверены в том, что все и так давно решено. Впрочем, Кларисса любезно предложила мне отозвать оглашение.
— И ты от этого предложения, разумеется, вежливо отказался, — сказал Брант.
— Да, разумеется. Зовите меня алчным ублюдком, но мне нужны эти деньги. Я едва свожу концы с концами. — Эштон поморщился. — Если только не произойдет чудо, я скоро стану мужем леди Клариссы. У меня нет выбора. Особенно сейчас, когда я узнал, что лорд Чарлз выкупил почти все векселя моего отца.
— Он тебе угрожал?
— Не буквально, но ведь такие вещи не говорят в лоб, не так ли? Информация о векселях прозвучала очень вовремя — когда мы обсуждали брачный контракт. Так что последствия моего отказа будут весьма очевидны. Либо я женюсь на Клариссе, либо Чарлз потребует немедленной выплаты по всем долгам. А вот этого требования я при всем желании выполнить не смогу, даже если лишу всю семью последних средств к существованию. Часть приданого Клариссы так или иначе пойдет в уплату долга, так что я получу даже меньше, чем рассчитывал. — Эштон решительно покачал головой, когда все его друзья заговорили одновременно. — Нет-нет, никаких ссуд. С меня хватит тех долгов, что наделал мой отец. Не хватало мне еще и самому влезать в долги.
— Напрасно отказываешься, — сказал Брант. — Но сейчас не будем об этом спорить. Пока мы ждали тебя, Марстон принес нам информацию об Уэрлоках — как и обещал.
Эштон обвел взглядом друзей:
— Собираетесь сообщить мне что-то неприятное?
— С этим можно и подождать, — ответил Брант.
— Нет уж, выкладывайте! Выкладывайте все!
— Что ж, в таком случае… Хотя Марстон сказал нам, что он еще не вполне закончил отчет, генеалогическое древо, им нарисованное, выглядит весьма впечатляюще. Уэрлоки и Воны уже давно связаны родственными узами с наиболее значительными семействами Англии. В настоящий момент наибольший интерес для тебя и для всех нас представляет некий маркиз Солтервуд, один из Уэрлоков, который женился на Минерве Уэрлок, своей очень дальней родственнице. В этом браке родился один ребенок, девочка. Маркиз умер через десять лет после свадьбы, почти день в день. Через три года после смерти маркиза его вдова вышла замуж за барона Хаверстайла и погибла на четвертом году брака вместе со своим мужем во время кораблекрушения. Но до этого барон удочерил ее первого ребенка, и в результате удочерения девочка получила имя Пенелопа Уэрлок Хаттон-Мур.
— Проклятие… — пробормотал Эштон и тяжко вздохнул.
