Только ни одно тщательно подобранное слово не шло в голову. Его охватили чувства, с которыми он даже не мог бороться.
Заставив себя очнуться, Уильям выпрямился, не обращая внимание на слабую пульсацию в плече.
— Добрый день, мисс Уинслоу.
Она вздрогнула, махнула своими длинными золотистыми ресницами и резко опустила руки.
— Л-лорд Холбрук, — прошептала она тихим голосом, спохватилась и присела перед ним. — Добрый день.
Уильям испытал раздражение и даже не мог сказать, что было тому причиной больше: то, что она присела перед ним после того, как спасла ему жизнь, или что назвала его не по имени. Он четко помнил, как она называла его по имени в ту ночь. Особенно, когда он поцеловал ее. У него задрожали руки, едва он подумал об этом, о теплых губах, которые прижимались к нему. Сердце застучало быстрее, а дыхание перехватило. Боже, еще немного этих воспоминаний, и он совершенно забудет, для чего вообще приехал.
«Соберись!»
— Я… я могу с вами поговорить? — начал он, снова выпрямившись, чтобы хоть как-то побороть напряжение во всем теле.
Солнечный свет слишком живописно падал на застывшую фигуру Шарлотты, не позволяя ему соображать. Уильям рассердился на себя, потому что никогда не терял самообладание в присутствие женщины.
— Д-да, конечно. Проходите.
Он остался стоять на месте. То, о чем он хотел поговорить, не должно было дойти до ушей других. Поэтому Уильям медленно повернулся к двери и так же медленно прикрыл ее, но не закрыл до конца, чтобы не нарушать правила приличий.
И только потом обернулся к ней.
И снова почувствовал, как перехватывает дыхание. Боже, Шарлотта была действительно красива. Стройная, высокая, изящная…
Вот черт!
— Я должен… — Он запнулся, вновь ощутив неприятную пульсацию в правом плече. — Я должен сказать вам…
Уильям неожиданно увидел, как Шарлотта опускает голову, а ее щеки… покрывает нежный румянец. Удивление от его приезда прошло, только теперь она была… смущена. Он вдруг изумленно застыл, поняв, что она… не только нервничает, но возможно даже вспоминает их поцелуй. Легкая судорога прокатилась по всему телу, вызвав пламенные воспоминания, которые мгновенно охватили его огнем. Господи, неужели всё было так восхитительно, как он помнил? И она помнила…
Боже, как он поговорит с ней?
И это проклятое плечо. Он не мог долго стоять, а она не приглашала его присесть.
Вздохнув, Уильям послал все к черту и шагнул к ней.
Шарлотта вздрогнула, вскинула голову, и ее вновь расширившиеся от удивления глаза остановились на нем.
— Как ваше самочувствие?
Он застыл, столкнувшись со взглядом этих бездонных глаз.
Боже правый, какие глаза! И какие длинные ресницы! И какой чарующий голос… какая у нее матовая, гладкая кожа на шее и груди…
Как он себя чувствовал?
— Превосходно, — пробормотал он, стоя всего в трёх шагах от нее.
И горел. На него вдруг обрушилась такая острая потребность коснуться ее, что он едва не потянулся к ней.
Матерь Божья, да что с ним такое!
Неужели тот поцелуй действительно был таким… идеальным? Может, он просто выдумал всё это, находясь во власти боли?
— Что… что вы хотели сказать мне? — ее нежный, слегка сбивчивый голос нарушил тишину, вернув его к реальности, которая ни на мгновение не отпускала его.
Сглотнув, Уильям попытался снова.
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали.
Ее щеки стали почти пунцовыми. Она снова сцепила перед собой руки и опустила голову. И выглядела такой потрясающей, что он снова стал бороться с потребностью подойти к ней. Боже правый, как он доведет разговор до конца?
— Не нужно… — начала было она, но он мягко прервал ее.
— Не каждая девушка поступила бы так же. Вы вели себя очень храбро. Я хочу, чтобы вы знали, что я ваш вечный должник.
Она снова подняла к нему голову. Уильям не мог дышать. Шарлотта всё же не была такой уж и высокой, как он подумал в первые минуты. Макушкой она разве что доставала ему до подбородка, но это было даже… лучше. Она бы так хорошо поместилась в его объятия…
Уильям отругал себя и сжал зубы, понимая, что на него нисходит больная горячка.
— Не нужно благодарить меня, — запинаясь промолвила она, глядя ему прямо в глаза и даже не подозревая о том, как отчаянно заставляет биться его сердце. — Я поступила…
— Очень смело, — спешно закончил он за нее, не позволяя ни при каких обстоятельствах принижать значение своего поступка. — Сомневаюсь, чтобы другие барышни поступили так же.
— Но…
Он поморщился.
— Могу я присесть? — спросил Уильям, ощущая странное головокружение.
И это проклятое плечо.
Шарлотта спохватилась и тут же указала на диван, залившись очаровательным румянцем.
— О конечно, простите, что не предложила этого раньше. Присаживайтесь.
Она сказала это так, будто действительно ей и в голову не пришло, что можно пригласить его присесть. Особенно зная о его ранении, но… Уильям очень хотел верить в то, что она думала о… Боже, о чем он сам думает!
Присев на диване, на котором он сидел десять дней назад, Уильям снова посмотрел на Шарлотту. И снова увидел ее смущение, которое ни на миг не отпускало ее. И это почему-то понравилось ему. Пусть в ту ночь произошли события, которые они оба не могли контролировать, но… он не хотел, чтобы она позабыла о них, об их поцелуе, который до сих пор не давал ему покоя.
— Благодарю, — ответил он, видя, как Шарлотта садится в кресло напротив него. С такой неуловимой грацией, что у него снова перехватило дыхание.
Боже, почему он прежде не замечал, какая она изящная и грациозная? Ее открытое личико, на котором читались все ее эмоции, эти невообразимо-большие темно-серые глаза и нежный румянец были настолько реальными, искренними и неподдельными, что он даже удивился. Ему еще никогда не приходилось видеть такой открытости, такой искренности и деликатности. Почти все женщины, с которыми он имел дело, жеманничали, кокетничали и играли, а вот Шарлотта была честна и даже не пыталась этого скрыть. Вероятно, по этой причине Лидия и дружила с ней. Уильям порадовался за сестру, у которой был такой искренний друг, но…
Теперь всё обстояло еще хуже, потому что он должен был просить прощение за поцелуй. О котором ни на миг не сожалел. Боже, это был самый невероятный, самый очаровательный, как он тогда сказал, поцелуй в его жизни, и он действительно не сожалел об этом. А если попросит прощение, тогда получится, что он сожалел… Черт, но он же смутил невинную девушку, пусть она уже была не дебютанткой. Это было еще одной причиной, чтобы извиниться, но язык не поворачивался сказать об этом…
— Я… — Уильям заставил себя заговорить, игнорируя слабую боль в плече. — Я надеюсь, в ту ночь… не сделал ничего такого, что… обидело бы вас?
К его полной неожиданности, она опустила голову, снова залилась румянцем и… и покачала головой.
— Нет, милорд.
Уильям был ошеломлен. Он же поцеловал ее, поцелуй был! И она… тоже помнила об этом! О том, что было недопустимо, низко, подло с его стороны…
Нет, — она сказала именно так. Не было ничего, чем он мог обидеть ее. За что должен был просить прощение.
Значит и о поцелуе она не сожалела? Но как так?
— Вы уверены? — осторожно спросил он, вглядываясь в ее опущенное лицо.
Она дышала глубоко и продолжала держать руки сцепленными, которые покоились на ее коленях. Шарлотта внезапно вздохнула, прикусила нижнюю губу и вновь покачала головой.
— Да.
Уильям не мог оторвать взгляд от ее губ. Потрясающе красивых, нежных губ, которые оказались в плену жемчужно-белых зубов. Его прошиб холодный пот, а потом…
Он задрожал, когда на него накатило такое отчаянное желание, что Уильям едва не застонал. Шарлотта сидела в двух шагах от него. Он мог запросто встать и подойти к ней, коснуться ее, чтобы избавиться от этого наваждения, которое преследовало его целых десять дней, а в последние дни едва не свело с ума.
