— Никита, — Андрей с торжественным выражением лица подвел Татьяну к нему, — я рад содействовать вашему браку. Ты — благородный человек и, я уверен, будешь ей верным и заботливым мужем. Мы с Наташей никогда не оставим вас своим вниманием и будем вам всемерно помогать. Я желаю вам счастья! А в качестве первого свадебного подарка прошу вас принять от меня эту вольную — отец согласился подписать для Татьяны свободу. А сейчас я немедленно отдам распоряжение, чтобы вам помогли собрать вещи. И — в добрый путь!
Никита едва успел подхватить на мгновение потерявшую сознание Татьяну, а Наташа с возгласом «Это так благородно!» бросилась Андрею на шею. Идиллию прервал стремительно вошедший в гостиную Репнин.
— Друзья! У меня важное, но весьма неприятное сообщение — нам всем грозит опасность! Мы должны тотчас поехать в имение к Владимиру и составить план действий. Андрей, Наташа, надеюсь, вы со мной. Думаю, нам понадобится помощь и Елизаветы Петровны…
Глава 3
Один за всех, и все — за одного
«Ваше высокопревосходительство, с нижайшим моим почтением и с величайшей благодарностью за оказанное мне доверие, спешу доложить вам обо всех событиях и персонах, кои интересовали вас при вашем последнем посещении наших мест.
Через преданного мне живущего в имении барона Владимира Корфа человека, чьи сведения я получаю из первых рук и могу засвидетельствовать их достоверность, мною узнано, что интересующая вас особа проживает в имении в качестве гостя под именем князя Муранова.
„Князь Муранов“ с хозяином имения приятельствует, а также к ним присоединился и небезызвестный вашему высокопревосходительству князь Михаил Репнин, замеченный в присутственных местах в уездном городе и чаще всего в имении князя и княгини Долгоруких, соседствующим с Корфом.
Владимир Корф по преимуществу проводит время дома, равно, как и „князь Муранов“, которого время от времени навещает младшая дочь князя и княгини Долгоруких княжна Софья Петровна, известная как весьма умелая рисовальщица. „Князь Муранов“ великодушно согласился предоставить княжне Софье свой профиль для портрета, однако точно известно, что означенная княжна о настоящем имени владельца портретируемого профиля не догадывается, ибо всем домашним крепостным барона Корфа приказано знать и звать елико интересующую вас особу лишь под именем „князя Муранова“.
„Князь Муранов“ в великой грусти особо не замечен. Днями вместе с бароном Корфом и князем Михаилом Репниным застрелил загнанного для их охоты кабанчика, а давеча под видом простолюдинов вышеназванные персоны посетили придорожный кабак, где широко гуляли. „Князь Муранов“ и барон Корф были отмечены в изрядном винном излиянии, громко провозглашали тост за свободу и платили за веселие всех присутствующих в кабаке. Князь Репнин от возлияний и неосмотрительных речей воздерживался, однако и не предпринимал ничего для их прекращения.
Подобное поведение интересующей вас особы и сопровождавших ее барона Корфа и князя Репнина стало причиной ссоры с цыганом из табора, по обыкновению стоявшего на моих землях у озера. Цыган, известный больше под именем Червонный, потребовал от „князя Муранова“ денег в счет оплаты какой-то услуги, оказанной им прежде, и, будучи не удовлетворен произведенным тут же в присутствии всех посетителей трактира расчетом, словесно и действием оскорбил „князя Муранова“, бросив вышеназванной особе в лицо несколько медных монет.
Оскорбление интересующей вас особы произошло при полном попустительстве барона Корфа и князя Репнина, кои не помешали цыгану напасть на „князя Муранова“ и произвести выстрел из пистолета, после чего цыган беспрепятственно бежал из трактира и не был впоследствии пойман и наказан за свое преступление.
„Князь Муранов“ был немедленно доставлен в имение барона Корфа, и вызванный к нему врач — уездный эскулап доктор Штерн, отмеченный в излишнем благоволении к свободомыслящей молодежи, — констатировал ранение в руку, однако утверждает, что неопасное для жизни и здоровья интересующей вас особы. „Князю Муранову“ прописан был постельный режим и натирание заживляющими мазями, изготовленными по личной рецептуре доктора Штерна.
В настоящий момент „князь Муранов“ продолжает пребывать в имении барона Корфа на излечении и изволит проводить время в чтении исторических книг в библиотеке. Несмотря на ранение и предполагаемое душевное переживание, его аппетит не пострадал, и желание развлечься не оставляет его, о чем свидетельствует посещение его княжной Натальей Репниной, в отношениях с которой отмечена взаимная симпатия.
Что же касается подозрительных вещей, о которых вы просили докладывать вам особо, то главным, несомненно, является присутствие в имении прежде неизвестного нам лица, представленного бароном Корфом как служанка „князя Муранова“ глухонемая Дарья. Из наблюдений, сделанных преданным мне человеком, смею предположить, что таковая вряд ли является той, за кого ее выдают.
Было отмечено неумение и нежелание вышепоименованной Дарьи работать по дому, к тому же помещена она в одну из гостевых комнат близ спальной барона Корфа, откуда вчера была замечена выходящей утром. По уверениям моего агента, „Дарья“ имеет слишком красивые и не знавшие домашней работы руки, кроме того, она весьма строптива и подвержена капризам. Удивляет и тот факт, что прислуга барона Корфа Полина определена вышеозначенной Дарье в помощники и соглядатаи, что первым же делом наводит на мысль о чести не по чину.
По свидетельству моего человека в имении Корфа, у выше упомянутой крепостной девки Полины им конфискованы весьма дорогостоящие серьги, кои он прежде видел на небезызвестной вам госпоже Ольге Калиновской, что позволило мне сделать смелое предположение о фальсификации ее смерти.
Приношу свои нижайшие извинения, что не поторопился ранее доложить вам о своих подозрениях, но, не желая поставить вас, в неудобную ситуацию, я предпочел прежде проверить основательность своих сомнений, для чего дал задание моему человеку подстроить для упомянутой „Дарьи“ проверку, после которой она непременно проявила свое истинное лицо и подлинную сущность.
Мой человек заманил „Дарью“ в подготовленную для нее ловушку, воспользовавшись невниманием „князя Муранова“ и барона Корфа, а также отсутствием князя Репнина и распорядившись отправить ее чистить стойла в конюшне, что повергло глухонемую служанку в такой ужас, что она заговорила и к тому же — на чистейшем польском языке, подвергнув моего человека нецензурной шляхетской брани.
