Глава 5
Энн проснулась с началом пульсирующего, пронизанного ароматом роз рассвета. Над ней возвышался выкрашенный белой эмалью и окаймленный декоративным фризом в виде золоченых листьев потолок. А к нему по стенам взбегал неяркий шелк. Поблескивала медь столбиков широкой кровати.
Энн провела рукой по теплой и влажной простыне и наткнулась на свое обнаженное бедро.
— Доброе утро!
Память о случившемся всколыхнула тело, и сладкий аромат роз затмил запах страсти и пота. Она повернула голову на обшитой шелком подушке.
Из сияния солнечных лучей материализовались белые деревянные переплеты и сверкающие стеклянные панели. А из пыли вылепилась черноволосая мужская голова — Мишель д'Анж.
Лицо Энн зарделось от смущения. Он обещал заставить ее кричать и выполнил свое обещание. Раз за разом.
Энн скомкала простыню и едва сдержалась, чтобы не спрыгнуть с кровати и не убежать. Медицинские записки не разъясняли последствий полового соития и научных аспектов эмоционального потрясения от совместно перенесенного оргазма. И откровенных слов, которые любовники шепчут на вершине чувств. Энн оказалась не подготовленной к этому.
Проникновение — да. Обладание — быть может. Но не это пробуждение в постели мужчины, который разрушил все запреты и продемонстрировал, какой страстной женщиной она, оказывается, была.
— Доброе утро, — машинально ответила Энн, остро сознавая, что не умыта, не причесана и не почистила зубы.
Майкл отложил аккуратно сложенную вчетверо газету и поднялся с обитого желтым шелком шезлонга. Его черные волосы были влажными и завитками ниспадали на белый полотняный воротник.
Ночью эти волосы казались влажными от пота. И ее тоже. Нахлынувшая память оживила в сознании соблазнительные картины.
«Как глубоко вы войдете и меня, месье?»
«На девять с половиной дюймов, мадемуазель».
Тогда она машинально бросила взгляд на его бедра. Серые шерстяные кальсоны оттопыривались.
«Вы всегда возбуждаетесь, находясь рядом с женщиной?»
«Да».
Майкл навис над кроватью и выглядел выше и плотнее, чем казался раньше. Если не считать пениса. Энн запомнила его непомерно огромным. Шрамы на правой щеке выделялись ярче, чем прежде.
— Горячая ванна снимет напряжение тела.
Энн всеми силами старалась не отворачиваться от его фиалковых глаз, которые подмечали не только ее наготу, но и желание.
— Спасибо за совет, обязательно приму, когда вернусь к себе домой.
В уголке его рта задрожал мускул.
— Я тебя не устраиваю?
Энн тяжело вздохнула. Если позволяешь себе сексуальную связь под покровом ночи, будь любезна принимать ее последствия при свете дня.
— Ты прекрасно знаешь свое дело.
— Но недостаточно, чтобы стать твоим любовником?
Сердце подпрыгнуло у нее в груди.
Она не понимала, как совсем недавно просила себя лизать, ласкать языком и затем получать от этого наслаждение.
И он был не тот, что признавался в потребности испытывать прикосновения, а потом проник туда, куда постыдно проникать. При свете дня, проявившем ее морщинки и посеребрившем пряди волос, она вновь превратилась в старую деву, которой следует платить за удовольствия. А он казался прекрасной статуей, изборожденной шрамами, которой неведомы плотские наслаждения.
Падший Люцифер.
С чего бы ему становиться ее любовником?
— Разве так бывает… — Он же не был с женщиной пять лет! — Разве так случается, что нанимательница остается в вашем доме? — Ее холодность скрывала смущение.
— Только если я ее приглашаю.
Щеки Энн окрасил румянец удовольствия, но действительность быстро отрезвила ее. Любая, заплатив десять тысяч фунтов, оказалась бы желанной в его доме.
— Не хочу вас стеснять, — сдержанно проговорила Энн.
— Вы меня не стесните. Мой дом и мои слуги в вашем распоряжении.
Противный холодок коснулся ее затылка.
— Это… ваш собственный дом?
Бордюр в виде листьев, отделявший потолок от обитых бледно-зеленым шелком стен, представлял собой уникальное произведение искусства. Так же как и мраморная лестница с металлической балюстрадой искусной ковки, по которой они поднимались накануне вечером.
— Еще я владею поместьем в графстве Йоркшир, — проговорил Майкл, словно следуя направлению ее мыслей. Но это означает…
— Если этот дом ваш… и еще есть поместье в Йоркшире… — Энн осеклась. Как глупо делать скоропалительные выводы в отношений такою человека. Мишель д'Анж наверняка составил несколько состояний. Ведь он способен невероятно умело обслуживать богатых женщин.
Но бывало, что азартные игры лишали людей огромных денег.
— Ясно, — пробормотала она.
— Что именно, Энн Эймс?
— Вы переживаете трудные времена.
— И поэтому, как вы полагаете, я привел вас сюда? — Его лицо посуровело.
«Ты все-таки закричала, — говорили его окаймленные черными ресницами фиалковые глаза. — И ты жаждешь наслаждений. Хочешь быть молодой, привлекательной, желанной». Им, мужчиной, способным выполнить самые причудливые прихоти.
Энн укрылась за шторой вежливости.
— Будьте любезны, оставьте меня. Мне нужно одеться.
Майкл опустился на край кровати. Матрас промялся, покосился на одну сторону, и Энн пришлось впиться пальцами в простыню, чтобы не скатиться на пол. Внезапно ее тело пронзила резкая боль. Женщина оцепенела — рука Майкла держала ее за волосы. Как смешно она выглядит с рассыпавшимися волосами! Словно молоденькая. Шероховатая ладонь расправила пряди на левой щеке.
— Не уходи от меня, Энн.
Под горячей кожей в кончиках его пальцев пульсировала кровь. Бедро раз за разом прижималось к ее телу с ускоряющимся ритмом, который рвал ее изнутри, пока боль не превратилась в неистовое наслаждение. Горло сжалось, когда послышался его сдавленный стон.
— Я не понимаю, что ты делаешь…
Майкл продолжал поглаживать се по щеке и вызывал волнующие воспоминания: его дыхание в ее легких, ее дыхание в его легких; и их сливающиеся и одно тела.
— Ты испугалась?
— Да.
— Меня?
— Я не… — Энн сосредоточила взгляд на волосах, которые вились у него чуть ниже шеи. Она помнила, какие они на ощупь — жесткие, слоено пружинки, — и как они терлись о ее груди. — Я не такая.
— Ты такая, как нужно. Сказать, что мне больше всего понравилось в тебе, когда мы встретились в доме Габриэля?
Энн посмотрела вверх, прямо в его фиалковые глаза. Он обещал, что не станет ей лгать. Но и правду она знать не желала.
— Не стоит.
Солнце ярко осветило его левую щеку, и меж ресницами засияли ослепительные лучики. От уголков глаз бежали едва заметные бороздки.
