Она опустилась на пол, молитвенно воздев руки, склонив голову к ногам; сердце ее бешено колотилось.
– Все, что говорят о тебе, правда, – холодно произнес Миэр. – Ты заслуживаешь то, что получаешь.
Она взглянула на него в тот момент, когда он швырнул на пол несколько банкнот.
– И даже больше. – Его руки были сжаты; казалось, он вот-вот ударит ее, словно и этот танец, и она сама привели его в неистовство.
Он ненавидел ее и в то же время не собирался оставлять в покое.
Она боялась дышать и не могла двинуться с места. Он мог наброситься на нее, и она оказалась бы в его власти.
Они оба это знали, но он не собирался подбирать объедки брата или брать силой женщину, у которой было не меньше тысячи мужчин.
Он резко повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью и демонстративно заперев ее на ключ.
Тем не менее, на следующее утро, когда состоялись похороны Уильяма на фамильном кладбище, все приличия были соблюдены. Пусть Миэр и запер Франческу в спальне на ночь, оставив наедине с ее стыдом, но он передал через Уоттена, чтобы она была готова к тому моменту, когда зазвонит колокол, особо оговорив, что именно он будет сопровождать ее в церковь и ей ничего не нужно делать – только лишь одеться подобающим образом, не забыть вуаль и не говорить ни слова.
Ей хотелось швыряться вещами, прибить кого-нибудь, но только не Уоттена. Бедняга был просто посредником и разбудил ее неприлично рано, чтобы передать издевательские поручения Миэра.
– Я принес вам завтрак, госпожа Уильям, но вы должны оставаться в постели, когда я войду. Его светлость особо подчеркнул это, кстати, меня сопровождает его камердинер, надеюсь, вы понимаете, что это значит.
Этот человек! Франческу передернуло, когда она села на постели, потуже запахнув халат. Как будто она могла что-то предпринять прежде, чем позавтракает и соберется с мыслями.
Всю ночь она сгорала от стыда из-за того, что натворила. А теперь умирала от голода и, кроме того, не хотела бежать из Миэршема, пока Уильям не будет достойно похоронен.
– Можете войти, – крикнула она, не сдержав раздражения. Ситуация была невыносимая, не говоря уже о том, что все здесь считали ее шлюхой.
Конечно же, Франческа Рэй никогда не оказалась бы в спальне мужчины, почти обнаженная, соблазняя танцем грозного графа.
Уоттен появился в дверях, неся поднос с чайником, тостами, джемом, маслом и булочками.
– На стол, – сдержанно распорядилась она, так, словно он подавал ей завтрак каждое утро. – Передайте его светлости, что я буду готова ровно в девять тридцать.
– Очень хорошо, мадам, – ответил Уоттен, подхватывая игру.
Она соскочила с постели, как только щелкнул замок, и набросилась на еду. Боже, в этот момент она не могла думать ни о чем другом, кроме еды. Франческа раздвинула гардины на окне, выходившем на обширные поля Миэршема.
За окном царил серый день; обрывки тумана запутались в верхушках деревьев, словно маленькие грозные облачка. Трава блестела от влаги, воздух был сырым и тяжелым.
На душе у Франчески тоже было тяжело. И тревожно. Почему, она и сама не знала. Ей ведь удалось исполнить танец, и у Миэра не возникло сомнений в том, что она Сара. Он ей поверил.
Таким образом она выиграла еще один день, получила возможность разузнать секреты Сары.
Теперь у нее есть деньги, но она ни за что не убежит, пока не узнает то, что ее интересует. Пусть даже повторится вчерашний спектакль. Теперь будет легче, размышляла Франческа, и она отнесется к этому спокойнее, потому что уверена, что может заставить его поверить.
Но тут же у нее возникли сомнения. Франческа не умела вести себя так, как Сара, хотя очень старалась. И он не мог не заметить этого, потому что знал о Саре все. Франческа танцевала перед ним обнаженная и в то же время вела себя как настоящая леди. Все это бесило Миэра. Он не знал, что и думать.
Сейчас она представила себе все достаточно ясно. Ему легче было бы справиться с настоящей Сарой, полной фантазий и иллюзий, словно дитя, и в то же время порочной.
И он делал все, что в его силах, чтобы увидеть Сару такой, какой он ее себе представлял.
Но у него не получилось. Этим и объяснялась его бешеная ярость.
И не получится. Франческа позаботится об этом.
Еще один день, думала она, жуя булочку и глядя в окно. Она останется еще на день, чтобы проводить в последний путь Уильяма и заставить Миэра заплатить за его жестокость. Сара хотела бы этого. Сара была бы счастлива, видеть его мучения.
И он будет мучиться. Это самое меньшее, чем я смогу отомстить за то, что он сделал с ними.
Она выплыла из комнаты, словно королева, с ног до головы одетая в черное, как и по пути из Берлина в Лондон.
Но сейчас его не обмануть. Он хорошо знает, что кроется под всеми этими одеждами; представляет, как двигается это бесстыдное тело, подчиняясь собственному чувственному ритму! Как стройны ее ноги, как плавен изгиб бедер, как округлы ягодицы. Он представлял все это, когда предложил ей руку и, спустившись вниз, они вышли из парадной двери Миэршема; все это время он был невероятно возбужден; его тело пульсировало плотским желанием, пугавшим его и сводившим с ума.
Их ожидала коляска, запряженная пони. Миэр, усадив Франческу, сказал:
– Церковь довольно далеко, чтобы идти пешком. Однако же сам пошел рядом с коляской, пока мальчик по имени Андреас осторожно правил к деревне, на окраине которой стояла красивая церковь; ее шпили, уходя в небеса, тонули в тумане.
Франческе стало нехорошо во влажной духоте, когда Миэр помог ей выйти из коляски и бесцеремонно подтолкнул к церкви.
Внутри, к счастью, было прохладно и просторнее, чем она предполагала. Она шла по длинной дорожке вдоль готических деревянных скамеек к алтарю с мраморным аналоем и резным иконостасом.
Гроб с телом Уильяма уже стоял там, дорогой, украшенный цветами; в первом ряду Франческа увидела две головы – белокурую и седую, а наверху, за кафедрой, худощавое, приятное лицо прелата.
Миэр подтолкнул ее к скамье напротив своей матери и Филиппы.
– Не говори ни слова.
Франческа, вздернув подбородок и распрямив плечи, проигнорировала его слова и села рядом с ним, заметив при этом, что викарий с любопытством разглядывает их.
В этом не было ничего удивительного. Он впервые видел скандально известную Сару Тэва. Однако она нисколько не походила на женщину, чью душу нужно спасать. Мысль ей показалась забавной. Но потом она догадалась, что это, должно быть, средний брат Уильяма.
Благочестивее Уильяма, говорила Сара. Старшие братья – чудовище и священник. Неудивительно, что бедному Уильяму пришлось убраться из Миэршем-Клоуз, пока жив.
