— Никто лучше меня не знает, что можно сделать с возмутившимся сердцем, обладая твердой волей, — добавила после некоторой, паузы надворная советница. — Но теперь люди стали уже не такие — с каждым днем все более и более слабеют и в физическом и в нравственном отношении. «Я люблю» стоит на первом месте, а молчаливое самопожертвование становится все реже и реже.
Лили между тем окончила венок и поспешно положила его на стол. Щеки ее горели, и на лице отражалась упорная решимость. При последних словах тети Вари в голове ее вдруг возник вопрос, как бы поступила она в таком случае. Совершенно против ее желания, но, тем не менее, настойчиво, стояли перед ней те мрачно сверкавшие глаза, и ее охватило чувство стыдливой робости и какого-то блаженства, когда она подумала, что было бы, если бы он был свободен, совершенно свободен и предложил ей свою руку; и ей представился разлад, который возник бы при этом... Слово «борьба» до сих нор не имело для нее никакого значения. Ее юная чистая душа была спокойна, как поверхность воды, не возмущенная бурей, только один раз поднялись на ней волны: это было, когда умерла ее мать, этот удар судьбы принес с собой горе, но не борьбу. Обожаемая отцом, она всегда без труда получала все, что хотела, а если и встречала когда возражения, то ей стоило только приласкаться к отцу, чтобы поставить на своем. Поэтому она не могла иметь ни малейшею понятия о возможности самопожертвования с ее стороны.
В эту минуту на одной чашечке весов лежал лишь призрак, мечта о блаженстве, а на другой — действительность, права тети Вари на благодарность и преданность. И потому убеждение, что тетка должна одержать победу в этой борьбе, взяло верх. Она была спасительницей их семьи, которая обязана ей своим довольством и благосостоянием; она неутомимо просиживала ночи у постели своей любимицы во время ее болезней, когда у матери не хватало более сил, — призрак должен был в эту минуту исчезнуть бесследно.
— Тетя Варя, ты всегда смеешься над моей хрупкой фигурой, — сказала Лили, — и, может быть, думаешь, что и душевные мои силы не лучше... не думай этого, в подобном случае я поступила бы так же, как и ты!
— Ну, дитя, тебе говорить об этом все равно, что слепому о красках! — засмеялась надворная советница. — Дурочка, разве ты имеешь какое-нибудь понятие о сердечной борьбе! Ведь у тебя еще есть и комнате уголок для кукол! Впрочем, да сохранит тебя Бог от этого навсегда, — нежно прибавила она, ласково проводя рукой по роскошным полосам девушки.
Разговор был прерван визитером. Молодой купец из города, семья которого была дружна с тетей Варей, только что вернулся из поездки в Париж, и явился засвидетельствовать свое почтение. С манерами светского человека он вошел в беседку, которая тотчас наполнилась запахом сильных духов. Начиная с прически и кончая ботинками, этот молодой человек представлял собой модную картинку последнего журнала; с уст его полился поток фраз, пересыпанных французскими выражениями.
После простого захватывающего рассказа тети Вари этот поверхностный ограниченный человек произвел на Лили вдвойне удручающее впечатление. Она отвечала очень односложно на обращенные к ней пошлые комплименты и была очень рада, когда надворная советница поручила ей нарезать цветов и сделать букет для его матери. Но, к величайшей ее досаде, он тотчас же простился с тетей Варей и последовая за ней. Вне себя от гнева, она сорвала, наконец, последний цветок и протянула ему букет, отвернувшись от него. Думающий слишком много о себе, он, конечно, не понял ее жеста, взял ее руку и поднес ее к губам.
В ту же минуту раздался треск и звон разбитых стекол, посыпавшихся на камни.
Лили быстро и с изумлением взглянула на башню соседнего дома, откуда послышался шум. Стекло северного окна разлетелось вдребезги — поэтические фигуры несчастных влюбленных исчезли, и вместо них и раме окна показался Синяя борода. Он спокойно стоял, не обращая никакою внимания на уничтоженное произведение искусства, и, скрестив руки, с вызывающей почти насмешливой улыбкой смотрел на молодых людей. Спускавшаяся сзади него синяя занавеска еще больше оттеняла его поразительную бледность.
— Кажется, набоб развлекается и бьет драгоценные стекла, чтобы заменить их новыми! — сказал Лили молодой человек с насмешкой.
— Как он нагло уставился на нас. Как бы мне хотелось проучить его за его дерзость!
Но эти слова были произнесены вполголоса, вероятно, из опасения, чтобы они не достигли до башни. Лили едва ли слышала их. Проснувшееся сердце подсказало ей, что происходит с тем человеком: очевидно, он страдал. Она почувствовала страстное непреодолимое желание успокоить его, но скоро справилась со своим волнением. Однако мысль, что он может предполагать близкие отношения между ней и этим франтом, была для нее невыносима, поэтому она на его любезный низкий поклон ответила гордым, едва заметным кивком головы и медленно пошла к беседке, не взглянув больше ни разу на башню.
Надворная советница собиралась пойти в дом. Она, вероятно, слышала шум и знала причину его, но не упомянула об этом ни одним словом. Она сказала Лили, чтобы та отнесла венок, и уговаривала ее изменить печальное выражение лица, когда будет отдавать его. Неужели тетя Варя не поняла, какие чувства волновали молодую девушку, и приняла все это за дурное расположение духа, а она была его заклятым врагом, особенно у молодежи!.. А потому она очень рассердилась когда после обеда Лили с рассеянным и печальным лицом вошла к ней в комнату совсем одетая, чтобы отправиться на свадьбу. Она показала гневно комическим жестом на портрет бабушки.
— Мне ужасно не нравятся эти черные мушки на лице, — сказала она, — я никак не могу понять, как люди решались так портить свое лицо, но сегодня я желала бы видеть лучше их на твоем лице, чем эту складку на лбу, которая меня страшно сердит. Твой наряд очень хорош, но в нем не достает букетика живых цветов на груди, что так идет молодым девушкам. Время еще есть, и потому поди в сад и срежь несколько роз.
Времени, действительно, было еще много, так как советница заставила ее одеться на целый час раньше, чтобы благодаря какой-нибудь случайности не задержать невесты.
Лили машинально спустилась с лестницы и пошла по гравийной дорожке сада, шумя тяжелым шелковым платьем. Эта блестящая белая материя, может быть, показалась бы слишком тяжелой для воздушной фигуры девушки, если бы не облако тюля и кружев, окутывавшее ее плечи. На голове покачивалась белая водяная лилия, в чашечке которой, как капли росы, сверкали бриллианты, длинные листья ее непринужденно падали на спину, перемешиваясь с роскошными волосами.
