– Вас что-то встревожило, госпожа? – теребила Светораду за полу оливково-зеленой пенулы сопровождавшая ее матрона. – Ах, эти варвары русы! Они нередко приезжают сюда, как и варяжские великаны. Говорят, что сейчас тут этих русов целый отряд и катепан Прокл даже ведет с северными мужами переговоры, чтобы нанять их в свое войско. Я слышала, что русы и варяги отменные воины.
Светораде ее болтовня надоела, как жужжание докучливой мухи. Она даже вышла из-за колонн арки, чтобы подойти поближе к соотечественникам. И тут один из них повернулся – длинные русые усы, бритый подбородок, надвинутая до темных бровей опушенная соболем шапочка – киевлянин. Рассматривал княжну с явным удовольствием, даже подмигнул. Потом что-то сказал новгородцу. Тот оглянулся, заулыбался.
– Ишь, какая ладная херсонитка! – расслышала она его звонкий веселый голос.
Третий же из киевлян, который только что подошел, держа в руке спелую виноградную гроздь, так и застыл, открыв в изумлении рот. Неотрывно глядя на княжну, он раздавил виноградину и, забрызгавшись соком, воскликнул:
– Ох, кикимора меня щекочи, как же она похожа на бывшую невесту нашего князя Игоря! Прямо вылитая Светорада Смоленская!
Княжна ощутила такое волнение, что стало трудно дышать. Торопливо надвинула на лицо мягкий капюшон пенулы и пошла прочь. А русы еще долго о чем-то переговаривались, провожая взглядами удалявшуюся красавицу.
В тот вечер над Херсонесом пошел проливной дождь. Стало прохладнее, но Светорада, сидя на широком подоконнике своей опочивальни, с удовольствием вслушивалась в его шум. Там ее и застал вернувшийся уже затемно Ипатий. Подойдя, приобнял, стал перебирать тонкими пальцами рассыпающиеся пряди ее волос. Его умилило, что к его приходу княжна принарядилась, надев длинное ярко-оранжевое платье с темно-коричневым узорчатым оплечьем. А в ушах у нее мягко поблескивали новые янтарные серьги, так дивно гармонирующие с ее лучистыми глазами.
– Уже пошли дожди, а там и ветры налетят, так что, думаю, мне надо поспешить с отъездом. Я уже отдал распоряжения, и через день быстроходный дромон понесет нас по волнам Понта Эвксинского к благословенному Константинополю.
Светорада всматривалась в шумевший под дождем ночной сад.
– Осенний дождь, – негромко произнесла она. – После таких дождей в дубравах на Руси много грибов вырастает.
Ее голос был медлителен и спокоен, но Ипатий чутким сердцем влюбленного уловил скрытую тоску русской княжны. И вздохнул. Воистину великая удача, что его отзывают из Херсонеса, что вскоре он уедет отсюда вместе со Светорадой, увезет ее в иной мир, где эту необыкновенную женщину достойно примут и не смогут не оценить. И там, среди благ и блеска Константинополя, она перестанет тосковать по своей варварской родине.
Через пару дней Светорада, держа на руках Глеба, и впрямь взошла на высокий борт готового к отплытию дромона под названием «Святой Иаков». Огромный корабль стоял на якоре в бухте херсонесской гавани, его изогнутый нос украшала посеребренная фигура с трезубцем в поднятой руке, корабельщики возились со снастями, а под палубной пристройкой рассаживались на длинных скамьях гребцы.
Светорада остановилась у деревянных перил корабля, положив на отполированное дерево свои тонкие руки. На княжне была так полюбившаяся ей оливково-зеленая пенула, капюшон которой сейчас был откинут; короткие кудри молодой женщины покрывала легкая белая вуаль, удерживаемая вокруг чела янтарной диадемой. Светорада выглядела такой горделивой и нарядной, что капитан корабля тут же склонился перед этой знатной особой, произнося цветистые восхваления.
Светорада, ответив какой-то краткой любезностью, смотрела на берег, где Ипатий Малеил прощался с херсонитами. Вся гавань была заполнена народом. Светораду невольно умилило, что ее нового мужа пришли проводить столько людей. Кроме городских жителей, явились воины в медной чешуйчатой броне и позолоченных шлемах, и священнослужители в своих длинных темных одеяниях. Ипатий все еще задерживался, о чем-то говоря с катепаном, потом оглянулся на херсонитов и поднял в последнем приветствии руку. Раздались крики, люди замахали в ответ. Ипатий в развевающейся темной накидке с золотой каймой легко поднялся по сходням на корабль. Светорада улыбнулась, когда он подошел и ласково пожал пальцы ее протянутой руки. Его карие глаза сияли от радостного предвкушения.
– Все. Едем. Слава Иисусу Христу во веки веков!
Однако когда корабль тяжело и важно стал разворачиваться на воде, Ипатий опять устремил взгляд на берег, откуда ему по-прежнему махали и что-то кричали херсониты. Слышался звон колоколов в церквях.
– Я буду скучать по этим местам. Человек всегда оставляет частичку своей души там, где был счастлив.
Светорада погрузилась в воспоминания. Словно сквозь сон, сквозь дымку былого она увидела деревянные вышки родного Смоленска, где прошло ее беспечное детство и полная мечтаний счастливая юность. Потом в памяти всплыли длинные рубленые дома Ростова на берегу широкого Неро, где она так безмятежно и хорошо жила со Стемой. А там память нарисовала и широкий разлив реки в многолюдном Итиле с его синагогами, мечетями и крестами храмов, утопающими в садах среди глинобитных стен. Даже пахнувшие полынным ветром просторы степи пришли к ней в воспоминаниях. И все это отныне в прошлом. Ее ждет Царьград – так на ее родине величали великую столицу Византии Константинополь.
Но вскоре внимание Светорады отвлек Глеб, который залез на борт корабля, пытаясь разглядеть посеребренную фигуру на его носу. Светорада вскрикнула и кинулась к сыну, но приставленные к ребенку слуги уже опередили ее. Толстощекий евнух, ссадивший мальчика на палубу, объяснял ему, что это изваяние – Нептун, древнее божество морей. Но то, что их корабль украшает его фигура, лишь дань былой традиции, а вот надеяться они будут на великую избавительницу от бед – и евнух указал на изображение Пречистой Девы на огромном заполоскавшемся парусе, который корабелы спускали с поперечной мачтовой реи.
Глеб задирал темноволосую головку, смотрел округлившимися голубыми глазками. Светорада нежно глядела на сына. Как все-таки скоро учатся дети, вон и ее малыш уже легко понимает непривычную греческую речь. Ее малыш… За которым где-то и по сей день убивается другая женщина, его мать, Ольга…
Светорада отогнала эти мысли.
Глеб увидел ее и подбежал, ткнулся темноволосой головой ей в ноги, потом вскинул улыбающуюся мордашку. Светораде было отрадно видеть, как он разрумянился, как блестят его глазки.
– Там за перегородкой я видел баранчиков, – сказал малыш. – Можно их погладить?
