– А‑а‑а… Джесс, – Джереми взял брошь из коробочки и с восхищением стал разглядывать драгоценность. – Красиво… Редкая штучка. На праздновании дня твоего рождения эта вещица выглядела просто изумительно. Почему бы тебе не оставить брошь себе, а я заплачу за издание твоей рукописи?
– Нет, Джереми. Это будет противоречить желаниям Сайласа и договору, который он, ты и Анри заключили, когда обосновались здесь: никогда не брать и не давать взаймы денег друг другу. Этот договор помогал нашим семьям сохранять дружбу. Кроме того, я не хочу, чтобы после моей смерти эта брошь стала камнем преткновения между Жаклин и Дарлой. Зная характер Жаклин, я уверена, что она уступит брошь Дарле. Лучше я ее зарою куда подальше. Так ты мне поможешь?
– Конечно же, помогу. Я знаю человека, который заплатит за брошь хорошую цену.
– И еще, Джереми…
– Да, Джесс?
– Не добавляй денег от себя. Пообещай.
– Я обещаю, Джесс.
Следующим утром Джереми поехал на поезде в Хьюстон. Он считал обязательным для себя покровительствовать местным городским торговцам, где бы ни оказался, но природа предстоящего ему нынче дела требовала осмотрительности и анонимности. Джереми направлялся в ювелирный магазин, в котором когда-то покупал каменья редкого качества в подарок своей покойной жене. Он не страдал, подобно Джессике, от затруднительного положения, когда пришло время передать драгоценности Камиллы двум невесткам, а теперь Беатрисе, жене Джереми Третьего. Камилла гордилась бы, увидь она, что ее драгоценности теперь носят женщины, на которых женаты мужчины из рода Уориков. Вообще-то, Джереми считал себя очень счастливым человеком.
Тан и Тадеус Оппенхаймеры были близнецами, совместно владевшими ювелирным магазином, который посещали только очень богатые люди. Тан продавал, а Тадеус покупал. Джереми сообщил элегантно одетой продавщице, что хочет видеть Тадеуса. Бросив взгляд на визитную карточку и дорогую одежду визитера, продавщица провела его прямиком в мастерскую, располагавшуюся в глубине магазина.
– Боже мой! Какое великолепие! – заявил Тадеус, рассматривая брошь через ювелирную лупу.
С помощью этого маленького инструмента ювелиры определяют качество драгоценных камней.
– Хотя мне не следовало говорить вам об этом. Вы сейчас запросите у меня целое состояние.
– А Тан продаст брошь за два состояния, – возразил Джереми.
– Он может, – тихо согласился Тадеус.
Потом он назвал цену.
– Согласен, – сказал Джереми.
– Мы тотчас же выставим брошь на продажу, – пообещал ювелир. – Думаю, ее купят уже к концу дня.
– Скорее всего, – согласился Джереми.
Он отобедал в «Таунсмене», мужском клубе Хьюстона, членом которого являлся. Деньги, вырученные за брошь, оттопыривали ему бумажник. Джереми не торопился, сидя в комнате для отдыха и наслаждаясь бренди и кофе. Там он вел беседу с другими титанами промышленности и познакомился между прочим с одним нуворишем. Тот был из Корсиканы в Восточном Техасе. В 1897 году этот человек бурил неглубокую артезианскую скважину на своей земле, а наткнулся на нефть и природный газ. После приятной беседы с новичком Джереми взглянул на циферблат своих золотых карманных часов. Он решил, что прошло достаточно времени: брошь инвентаризировали, почистили, отполировали, назначили цену и выставили под яркие огни в одной из стеклянных витрин магазина Оппенхаймеров. Надо поторапливаться.
За прилавком стоял Тан. Джереми увидел, что брошь поместили на подставке в особую, только для нее предназначенную витрину, расположенную при входе так, чтобы сразу попадаться на глаза каждому входящему.
– Я хотел бы приобрести эту изумрудную брошь, Тан, – заявил Джереми.
Совладелец магазина очень удивился.
– Но… Вы ведь только что продали ее нам, мистер Уорик.
– А теперь я желаю выкупить ее… за назначенную вами цену, конечно же.
– Ну… да. Как пожелаете, мистер Уорик.
Джереми выписал Тану чек.
– Не надо ее упаковывать, Тан. Когда я приеду домой, то положу ее в сейф.
– Значит, эта вещица не для красивой женщины, мистер Уорик?
В голосе ювелира прозвучало едва сдерживаемое изумление, которое не покидало его с той минуты, как Джереми вошел в магазин.
– В памяти, Тан, все осталось в памяти.
Джессика удивленно пересчитала банкноты.
– Так много, Джереми? Ты обещал, что не будешь добавлять своих денег.
Джереми поднял руки вверх.
– Как обещал, так и сделал. Ровно столько ювелир заплатил мне за брошь. Поверь мне, он выручит после продажи гораздо больше.
– Интересно, кто ее купит, – задумчиво промолвила Джессика.
– Думаю, мужчина, очень влюбленный в женщину, – сказал Джереми.
Новый 1900‑й год Джессика встретила, поставив перед собой нешуточную задачу: написать историю семейств, основавших Хоубаткер. Первые три месяца она планировала подбирать материал, а еще полгода отводила на собственно написание. Джессика надеялась, что сможет предоставить рукопись издателю в начале октября, так, чтобы времени хватило на верстку и печать «Роз». Ей хотелось подарить по экземпляру своего сочинения друзьям во время традиционного совместного празднования Рождества.
Денег у нее вполне хватило на покупку пишущей машинки «Ремингтон» и оплату услуг машинистки и корректора. Проведя собеседования с несколькими квалифицированными специалистами, а их в городке было не так уж много, Джессика остановила свой выбор на молодой женщине, которая работала секретарем и, нуждаясь в деньгах, согласна была печатать под диктовку. Для исправления грамматических ошибок Джессика наняла репортера из газеты Хоубаткера, с трудом сводившего концы с концами.
– До замужества Дарла зарабатывала себе на жизнь, проверяя гранки для одного издательства, мама. Почему бы тебе не воспользоваться ее услугами?
Джессика бросила на сына многозначительный взгляд, который Томас истолковал превратно.
– Хорошо, – пошел он на попятную. – Она беременна. Дел – невпроворот. Понимаю. Дарла просто не справится.
– Какой ты догадливый! – сказала мать.
Джессика, девушка-секретарь и репортер образовали вполне гармоничный коллектив, который собирался дважды в неделю. Эми с удовольствием угощала гостей чаем и выпечкой. Остальные дни напролет Джессика просиживала у себя, обложившись записными книжками, тетрадями, планшетами и карандашами. Из своих покоев она выходила только на время обеда или ужина.
– Время, кажется, стало особенно ценно для твоей мамы, – однажды заметила в разговоре с Томасом Жаклин. – Думаешь, она «слышит грохот приближающейся колесницы времени»?
