Его пальцы гладили мои ребра, руки, спину, и крохотные волоски поднимались повсюду, откликаясь на прикосновения.
— Вот так выглядишь и ты, моя англичаночка, — сказал он почти шепотом. — Вся гладкая, обнаженная, облитая серебром.
Некоторое время мы лежали неподвижно, слушая, как стучат снаружи дождевые капли. Холодный осенний воздух дрейфовал по комнате, смешиваясь с дымным теплом огня. Джейми перекатился на бок, отвернувшись от меня, и натянул одеяла, чтобы накрыть нас.
Я свернулась калачиком позади него, аккуратно всунув свои согнутые колени в его подколенные выемки. Теперь очаг тускло горел позади меня, отбрасывая блики на гладкую округлость его плеча и смутно освещая спину. Я видела едва различимые линии шрамов, тонкие серебряные полоски, вросшие в плоть. Когда–то я знала эти шрамы так, что могла провести по любому пальцем по памяти, с закрытыми глазами. Но теперь появился новый, незнакомый мне тонкий диагональный разрез в форме полумесяца — след бурного прошлого, к которому я не была причастна.
Я коснулась полумесяца, проведя по нему подушечкой пальца.
— Может, никто не норовил добыть твою шкуру, но за самим–то тобой охотились?
Джейми слабо пожал плечами.
— Бывало время от времени.
— А сейчас? — спросила я.
Он сделал несколько медленных вдохов, прежде чем ответить:
— Скорее, да. Пожалуй, что так.
Мои пальцы снова заскользили по диагональному порезу, старому, хорошо зажившему, но когда–то глубокому, а потому ощущавшемуся как плотный, жесткий рубец.
— Ты знаешь кто?
— Нет. — Он помолчал, его рука накрыла мою, лежавшую на его животе. — Но кажется, я знаю почему.
В доме было очень тихо. Поскольку почти все дети и внуки отбыли, здесь оставались лишь слуги в дальних каморках позади кухни, Айен с Дженни в своей комнате в дальнем конце коридора и Айен–младший где–то наверху. Все спали. Мы словно оказались одни на краю света, а Эдинбург и бухточка контрабандистов остались где–то очень далеко.
— Ты помнишь, как после падения Стирлинга, незадолго до Куллодена, неожиданно появились слухи о золоте, которое прислали из Франции?
— От Людовика? Да. Но он его не посылал. — Слова Джейми вызвали в моей памяти те короткие и отчаянные дни дерзкого возвышения и стремительного падения Карла Стюарта, когда слухи были главной темой разговоров. — Все судачили обо всем: насчет золота из Франции, кораблей из Испании, оружия из Голландии, но на самом деле за этим ничего не стояло.
— О, кое–что оказалось правдой, и, хотя Людовик тут был ни при чем, этого тогда никто не знал.
И Джейми рассказал мне о своей встрече с умирающим Дунканом Керром и последних словах бродяги, произнесенных шепотом в чердачной каморке постоялого двора, под бдительным взглядом английского офицера.
— Дункан был в лихорадке, но оставался в здравом уме. Он знал, что умирает, узнал меня, а поскольку это был для него единственный шанс поделиться тайной с человеком, которому он мог довериться, он рассказал мне все.
— О белых колдуньях и тюленях? — повторила я. — Должна признаться, что для меня это тарабарщина. А ты его понял?
— Ну, не вполне, — признал Джейми.
Он повернулся ко мне и слегка нахмурился.
— У меня нет ни малейшего представления о том, что это за белая колдунья. Поначалу я подумал, что он имел в виду тебя, англичаночка, у меня сердце чуть было не остановилось, когда он ее помянул.
Джейми печально улыбнулся, и его рука сжала мою.
— Я было подумал, что вдруг что–то пошло не так. Может быть, ты не смогла вернуться к Фрэнку и месту, откуда пришла; может быть, ты каким–то образом в конце концов оказалась во Франции; может быть, ты находишься именно там, — короче говоря, моя голова наполнилась всяческими фантазиями.
— Жаль, что это не было правдой, — прошептала я.
Он криво улыбнулся мне, но покачал головой.
— При том, что я находился в тюрьме? А Брианне было… сколько? Лет десять? Нет, англичаночка, не стоит тратить время на пустые сожаления. Главное, теперь ты со мной и никогда больше меня не покинешь.
Он нежно поцеловал меня в лоб и продолжил свой рассказ.
— Я понятия не имел, откуда взялось это золото, но из слов Дункана понял, где оно находится и почему там оказалось. Послал за ним не кто иной, как принц, собственной персоной. Что же до тюленей…
Он приподнял голову и кивнул в сторону окна, где розовый куст отбрасывал тени на стекло.
— Когда моя мать убежала из Леоха, народ поговаривал, что ее сманил огромный тюлень, который будто бы сбросил шкуру и стал ходить по суше, как человек. И он был на него похож, да.
Джейми улыбнулся и запустил руку в свои густые волосы, вспоминая.
— Волосы у него были густыми, как мои, но черными, как гагат. Они поблескивали на свету, словно влажные, и двигался он быстро и плавно, как тюлень в воде.
Джейми повел плечами, отгоняя накатившие не к месту воспоминания.
— Так вот. Когда Дункан Керр произнес имя Элен, я понял, что он имел в виду мою мать, как знак того, что он знал мое имя и мою семью, знал, кто я. Это было доказательство того, что он не бредит, Какими бы странными ни казались его слова. И, зная это…
Он снова пожал плечами.
— Англичанин сказал мне, где они нашли Дункана. Близ побережья. Там сотни пустынных островков и скал вдоль всего берега, но тюлени живут только в одном месте, на краю земель Маккензи, близ Койгаха.
— И ты отправился туда?
— Ну да.
Он глубоко вздохнул, его свободная рука переместилась к моей талии.
— Я бы не стал сбегать из тюрьмы, если бы не подумал, что это могло иметь отношение к тебе, англичаночка.
Побег не был сопряжен с какими–то особыми трудностями. Заключенных выводили наружу маленькими группами, чтобы добывать торф, служивший в тюрьме топливом, или выламывать, обтесывать и катать камни, предназначавшиеся для ремонта стен.
Человеку, для которого вересковая пустошь — родной дом, скрыться ничего не стоило. Он оторвался от работы и свернул к травянистому холму, развязывая штаны, как будто для того, чтобы справить нужду. Стражники вежливо отвернулась, а когда посмотрели снова, то не увидели ничего, кроме вереска. Джейми Фрэзера и след простыл.
— Видишь, ускользнуть было совсем нетрудно, но люди редко это делали, — пояснил он. — Никто из них не был родом из окрестностей Ардсмура, да и будь люди местными, им было бы непросто найти убежище.
Солдаты герцога Камберлендского отменно выполнили свою работу. Как сказал один современник, оценивший позже достижения герцога: «Он превратил край в пустыню и заявил, что установил там мир». Подобный способ умиротворения привел к тому, что некоторые районы горной Шотландии полностью обезлюдели: мужчин перебили, заточили в тюрьмы или отправили в ссылку, посевы и дома сожгли, а женщины и дети или были обращены в рабство, или разбежались кто куда, ища спасения. Любой убежавший из Ардсмура заключенный недолго продержался бы один, без родичей или клана, к которому можно обратиться за помощью.
