— Благодарю, я буду мыться в доме, — сухо отозвалась Шимейн, чувствуя, как вспыхнули ее щеки.
Гейдж вновь выслушал ее ответ с мимолетной улыбкой.
— Ханна наверняка предложит мне немного посидеть у нее, так что вам с избытком хватит времени и вымыться, и переодеться. Но может статься, я задержусь из-за непогоды. — Гейдж вопросительно уставился на Шимейн. — Вы не боитесь остаться здесь одна?
Шимейн улыбнулась:
— Пожалуй, сегодня я буду только рада одиночеству. Вы, наверное, уже поняли, что такой роскоши на борту «Гордости Лондона» узники были лишены.
— Как только я уйду, закройте переднюю дверь на засов, — велел Гейдж. — Советую вам не забывать об осторожности — на случай, если какой-нибудь бродяга решит проникнуть в дом в поисках еды или ценностей, заметив, что вы остались одна. Мне бы не хотелось расставаться с вами, так и не узнав, как вы выглядите без слоя грязи. — Эти слова он сопроводил еще одной вспышкой улыбки. — Вернувшись, я постучу в дверь трижды. Не отзывайтесь ни на какой другой стук, не подходите к окнам. На этой же неделе я научу вас стрелять из мушкета. Я нечасто ухожу из дома, но в мое отсутствие вы должны уметь постоять за себя. Невозможно предсказать, когда столкнешься с медведем или рысью…
— Или с индейцем? — подсказала Шимейн, наслышанная о зверствах коренных жителей колонии за время плавания.
— Или с индейцем, — подтвердил Гейдж. — Но большей частью они перебрались в горы и долины за Аллеганскими горами. Здесь им было слишком тесно рядом с англичанами, немцами и прочими переселенцами из Шотландии и Ирландии.
Шимейн проводила его до двери, размышляя, стоит ли рассказать про Джейкоба Поттса и его угрозы. Но судя по всему, покупка и так не радовала Гейджа, и Шимейн не хотела, чтобы у него появился предлог отказаться от нее. «В другой раз, — решила она, — подожду, когда он успокоится».
Помедлив на пороге, Гейдж указал на высокий буфет возле камина:
— Если вы проголодаетесь до моего возвращения, тут есть хлеб и сыр. Обычно Ханна снабжает меня едой, опасаясь, что мы с Эндрю умрем с голоду. По крайней мере сегодня вас ждет сытный ужин, а вот за завтрашний день не ручаюсь.
Открыв тяжелую дверь, он вышел на веранду, быстро огляделся и закрыл дверь за собой. Дощатый пол веранды заскрипел под его ногами, потом шаги стихли, и в доме воцарилась желанная тишина. С легкой улыбкой Шимейн заложила в петли громоздкий засов, впервые за много месяцев ощущая прилив надежды.
Продолжительное, неторопливое купание в восхитительно горячей воде сотворило чудо: Шимейн воспряла духом — ведь в течение нескольких месяцев она пребывала в унынии, подвергаясь издевательствам тюремщиков, кичившихся своей властью. Удивляясь неожиданным переменам в самой себе, она разыскала в сундуке покойной жены Гейджа поношенную кофточку. Раньше Шимейн выбросила бы эти обноски, которые годились только для вытирания пыли или мытья посуды. Но вынужденная несколько месяцев день за днем носить одну и ту же амазонку, она была рада сменить ее на чистую и почти целую одежду. Несмотря на то что в сундуке оказались более нарядные вещи, даже одна кофточка, отделанная кружевами — очевидно, предмет гордости умершей, — Шимейн не стала злоупотреблять щедростью хозяина. Она выбрала еще одну кофточку, два платья — зеленое и бледно-голубое, два длинных белых передника и черные домашние туфли. Все эти вещи были изрядно поношены.
Тщательно промыв волосы, Шимейн задумалась: важно с самого начала выразить Гейджу Торнтону признательность, и верный путь к достижению этой цели — показать себя умелой кухаркой и старательной служанкой. Понимая, что понадобится некоторое время, прежде чем к ней вернутся силы, Шимейн повязала мокрую голову полотенцем и, одетая только в нижнее белье, решила приготовить какую-нибудь еду.
Прошло несколько лет с тех пор, как Бесс Хаксли, кухарка родителей Шимейн, пыталась пробудить в ней интерес к кулинарному искусству и обучить азам приготовления пищи. В то время Шимейн с недовольным видом выслушивала ее наставления и выполняла мелкие поручения. Она терпеть не могла бесконечно помешивать соус, чтобы тот не подгорел, или взбивать яичные белки в густую пену. Шимейн полагала, что старания Бесс пропадут даром, ибо даже в детстве не могла, представить себя женой человека, которому не по карману содержать полный дом слуг.
Если бы знать заранее, какая судьба ей уготована! Шимейн усмехнулась. Бесс убеждала ее: не стоит быть такой беспечной, ибо девушка не в состоянии предсказать, кто попросит ее руки или кому она отдаст свое сердце… если ей повезет самой сделать выбор. Шимейн не сомневалась, что из ее памяти улетучилось большинство нудных уроков настойчивой кухарки. Но теперь, когда пришло время показать, на что она способна, она решила постараться и припомнить все, чему учила ее Бесс Хаксли. Ничто не побуждает вспомнить о мудрых советах так, как отчаяние.
Шимейн решила приготовить сдобные лепешки. Отбывая наказание в корабельном трюме, она не раз с вожделением вспоминала послеобеденный чай в кругу семьи. Шимейн замесила тесто. Как следует перемешав его, она накрыла квашню чистым полотенцем и поставила поближе к теплому камину, а сама вновь занялась своим туалетом.
Расчесывание упрямых влажных прядей перед камином показалось ей бесконечным и утомительным занятием и отняло гораздо больше времени, чем рассчитывала Шимейн. Ей следовало спешить, драгоценные минуты улетали одна за другой. В отчаянии Шимейн бросилась разыскивать ножницы, чтобы обрезать волосы, но не нашла ничего подходящего, кроме ножа. Одного вида его хватило, чтобы заставить ее отказаться от своих намерений.
Роясь среди вещей в сундуке, она нашла щетку с несколькими светлыми волосками, запутавшимися между зубьев. Хотя хозяин разрешил брать любые вещи, у Шимейн не поднялась рука уничтожить эту бесценную частицу воспоминаний. Она принялась осматривать мужские вещи — большая часть одежды и белье, аккуратно сложенные, лежали в шкафу. В глубине шкафа она обнаружила узел с чистыми измятыми рубашками из более тонкого полотна, чем домотканая одежда, которую носил Гейдж. Он, очевидно, пролежал там долго — ткань пропиталась запахом дерева. Каким бы приятным ни был этот запах, Шимейн решила первым делом выстирать, накрахмалить и отутюжить для хозяина эти рубашки. Будет ли он носить их или нет — решать ему, но по крайней мере у него появится выбор.
Дождь вновь припустил вовсю, и Шимейн, не зная, ускорит или затруднит ливень возвращение мистера Торнтона, не осмелилась тратить лишнее время на свою прическу. Наконец отыскав щетку на туалетном столике, она вымыла ее и старательно причесалась. Густые пряди были еще чуть влажными, когда она заплела их в две косы и уложила узлом на затылке. Еще раз быстро вымыв и вытерев щетку, она положила ее на прежнее место, надеясь, что хозяин ничего не заметит.
Как и предсказывал Гейдж, оба платья оказались чересчур длинными и туго обтягивали грудь Шимейн. Она поразилась, с какой точностью Гейдж оценил ее размеры, руководствуясь только воспоминаниями о жене, умершей больше года назад. Вытачки на лифе придется распустить, решила Шимейн, а подол укоротить, когда у нее появится время. Она выбрала зеленое платье — оно было чуть покороче. Надев туфли, Шимейн обвила щиколотки тонкими сыромятными ремешками и завязала их узлом, чтобы обувь держалась на ногах. Увидев, как покраснели и распухли ее щиколотки, натертые кандалами, Шимейн поморщилась, представляя, во что превратит их прикосновение кожаных ремешков.
Взглянув на тесто, Шимейн с облегчением убедилась, что оно поднялось как следует. Она добавила еще муки, вновь придвинула квашню к камину и занялась уборкой.
Как только тесто поднялось во второй раз, Шимейн стала печь лепешки над огнем. Вознамерившись порадовать нового хозяина легкой и аппетитной полуденной трапезой, она заварила чай, надеясь, что ко времени возвращения Гейджа чай не успеет остыть, а лепешки — зачерстветь.
Несомненно, давние уроки благодаря постоянным повторениям прочно врезались в память Шимейн — лепешки удались на славу. Впервые в жизни девушка пришла в восторг, увидев плоды своего труда, и преисполнилась благодарности к требовательной и строгой Бесс Хаксли. Если бы только она с таким же успехом припомнила все скрупулезные наставления Бесс!
Стук шагов на веранде оторвал ее от размышлений. Услышав три быстрых удара в дверь, Шимейн вскочила. Оставив несколько лепешек подрумяниваться на железном противне, Шимейн бросилась к порогу, подняла засов и широко распахнула дверь, впуская насквозь промокшего хозяина.
На обратном пути домой Гейджу Торнтону приходилось укрывать плащом сына, которого он нес на руках, и большую корзину с едой, висящую у него на локте. Войдя в дом, он толкнул дверь плечом и с глухим стуком опустил корзину на стол возле входа, прежде чем наконец сбросить плащ. Заметив в доме незнакомую женщину, мальчик прижался к плечу отца, мгновенно оробев и не желая спускаться на пол, но аромат свежего хлеба, наполняющий комнату, заставил его перевести взгляд янтарно-карих глаз на камин.
