Граф вывел ее в круг танцующих.
— Позвольте спросить, мисс, мистер Роберт Фитцджеральд — ваш брат?
— А разве вы не потому меня пригласили?
— Поверьте, нет. Пока леди Прескотт не назвала вашего имени, я был в полном неведении, что у Роберта Фитцджеральда есть сестра.
— Конечно, какое вам дело, что у тех, чьи жизни вы разрушаете, есть семья.
Обвинение было неожиданным и необоснованным. Граф не сразу нашел, что ответить. Некоторое время они танцевали молча, и граф размышлял, имеет ли право девушка на такие обвинения.
Да, ее брат действительно проиграл ему некую сумму. По меркам графа, сумма была небольшой, и он легко мог бы простить ее, не будь это дело чести. И даже если бы граф нашел Фитцджеральда, он не собирался взыскивать этот долг с его семьи, только с него самого.
— Или, может быть, вам именно это и нужно? — мисс Фитцджеральд вдруг посмотрела ему в глаза, первой нарушив молчание.
— Я не приобретаю себе любовниц таким образом, — холодно ответил он, — если вы на это намекаете.
«А Джоанна?» — вдруг напомнила совесть. Но леди Лэнгфорд сама пришла к нему. Сказала, что таких, как она, нет. Он не шантажировал ее, он предоставил ей свободу уйти или остаться.
Но юная мисс в его объятиях недоверчиво скривила губы.
— Мисс Фитцджеральд, — начал граф, — возможно, замужество решило бы ваши проблемы?
Она в ужасе посмотрела на него. Это было даже смешно.
— Не со мной, — великодушно добавил он, — с кем-нибудь другим. У вас есть поклонники?
Она усмехнулась.
— Думаете, я сидела бы там, если бы у меня кто-нибудь был? Посмотрите на меня. Я никого не интересую.
— После танца со мной вы приобретете некоторую популярность на сегодня, — указал граф на очевидный факт, который, видимо, ускользнул от внимания юной леди. Несколько секунд она соображала, потом озадаченно посмотрела на него.
— Не упустите свой шанс, — бесстрастно договорил он. Танец закончился, и он проводил мисс Фитцджеральд на ее место. — И думаю, вы понимаете, что за ваше бедственное положение винить вы можете только своего брата. Желаю удачи.
Настроение у него и в начале бала оставляло желать лучшего, а теперь испортилось окончательно. Бог свидетель, желание проучить юного Фитцджеральда, когда тот требовал играть по-крупному, обернулось очень неприятной стороной. Граф тогда решил, что лучше пусть он проиграет ему, чем кому-нибудь из тех, кто доведет молодого человека до неизбежного самоубийства. И что ж? Неужели он сам нежданно-негаданно ободрал Фитцджеральда до последней рубашки?
Вернувшись домой, он узнал у дворецкого, что леди Лэнгфорд давно уже спит. Он не хотел будить ее, просто испытывал неодолимое желание посмотреть на женщину, которой, так или иначе, помог. Но едва он вошел в ее комнату, Джоанна открыла глаза, хотя и не пошевелилась. Она настороженно смотрела на него. Очевидно, когда он сказал не ждать его вечером, она не поверила и ждала от него «внезапного вторжения».
— Я ведь сказал не ждать меня.
— Я… предполагала, что вы можете прийти..
Граф скривился.
— Но это не значит, что я не спала, — поспешно договорила Джоанна. — Просто я привыкла мновенно просыпаться. Я могла бы притвориться, что не сразу проснулась, но… вы просили не лгать… — договорила она уже очень тихо.
Привыкла… Привыкла ко лжи и неопределенности.
— Прости, что разбудил тебя.
И что теперь? Развернуться и уйти?
Он подошел к Джоанне, коснулся ее рта твердыми губами. Ее губы дрогнули, словно она хотела ответить на его поцелуй. Маленькая ложка меда в бочке дегтя.
— Спокойной ночи, — сказал он и отправился в свою комнату почти успокоенный.
* * *
За завтраком граф от нее ничего не захотел. Зато после завтрака поднялся вслед за ней в ее комнату.
— Милорд? — спросила она. Уж очень странный был у него взгляд.
— Покажи мне свои игрушки.
Естественно, было трудно не понять, о каких игрушках идет речь. Сердце Джоанны убежало куда-то в пятки. Стараясь дышать спокойно, она смотрела на своего любовника, пытаясь понять, чего он хочет. Вероятно, ей придется кое-что использовать по прямому назначению после того, как она покажет графу свое «наследство».
Граф молча ждал, предоставляя в ее распоряжение время, которое ей, судя по всему, было необходимо.
Мысленно подготовившись ко всему, Джоанна открыла один из ящиков комода. Граф медленно подошел и взглянул на содержимое ящика. Первыми в глаза бросились уже знакомые кожаные браслеты с кольцами. Там же лежали спутанные черные тонкие ремни. На плеть они не были похожи.
— Что это? — спросил он, подцепив пальцами один из ремешков.
— Это… для красоты.
Он понял. Положив ремешки на место, он взял один из браслетов.
— Наденешь это для меня?
Джоанна уставилась на браслет. После долгого молчания ответила:
— Да. Сейчас?
— Нет, вечером.
Трудно было не заметить, как она с облегчением вздохнула. Граф вообще не очень понимал, почему она на все соглашается, если ей это не нравится.
— Это всё, что любил твой муж?
— Нет.
Он молчал, рассчитывая, что Джоанна, как и большинство людей, постарается сама заполнить паузу. Расчет оказался неверным. Джоанна размеренно дышала и не собиралась выдавать свои секреты.
— Где другие его вещи? — продолжил он допрос.
Джоанна нервно сглотнула и отрицательно покачала головой, с вызовом глядя ему в глаза. Граф лишь улыбнулся. Он успел забыть, что в Джоанне так привлекло его в первый раз: она стояла перед ним на коленях, а в глазах светился вызов ему и всему свету. За несколько недель он привык к ее безоговорочной покорности.
— Одежда? — задал он очередной вопрос, с легкостью позволяя Джоанне оставить предыдущий без ответа.
— Здесь, — она кивнула в сторону гардероба.
Он приблизился к ней, приподнял подбородок, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
— Надень что-нибудь вечером. И браслеты, — сказал он.
— Хорошо, — ответила она. Где-то в глубине ее глаз промелькнула тень страха и исчезла, смытая решимостью. Он быстро поцеловал ее в губы, не дав времени на ответный поцелуй, вероятность которого была близка к нулю, и вышел. Джоанна прикусила сначала верхнюю губу, потом нижнюю, словно пробуя на вкус остатки его прикосновения.
К браслетам в качестве правила игры прилагалось молчание. Ибо ошейники и наручники носят рабы, а рабы должны молчать. Так что вечером Джоанна не могла задать графу один возникший у нее вопрос, и решила подождать до утра. Сейчас же она вошла, не поднимая на него глаз, и остановилась на своем уже обычном месте перед креслом.
