«Я выглядела бы точно сорняк на клумбе, если бы надела свое черное шелковое», — с благодарностью подумала она.
Принесли шампанское, и официант устроил целое представление, разливая его в два бокала.
Саймон взял свой бокал и коснулся бокала Марины.
— За вас и вашу несравненную красоту, — объявил он, устремив на девушку взгляд своих сияющих голубых глаз.
Марина покраснела и отпила глоток. Она подивилась тому, как пузырьки защекотали горло и как почти сразу ощутилось легкое головокружение.
Саймон продолжал отпускать в ее сторону нескончаемый поток комплиментов. Их было столько, что сердце Марины переполнилось радостью.
«Неужели я влюбляюсь в него? — думала девушка, наблюдая, как Саймон подкладывает ей на тарелку лучшие куски омара. — Так чувствуют себя влюбленные?»
— A toi, ma belle[34].
Саймон вновь поднял бокал и выпил за здоровье Марины. Девушке казалось, что она дотянулась до звезд, ибо ее спутник не замечал ничего и никого, кроме нее.
Марина даже допустила мысль, что Элен была права насчет предложения, но позднее, когда Саймон попросил счет, выругала себя за такие глупые фантазии.
— Превосходный ужин, спасибо вам.
— Ах, это вам спасибо, ma chérie! Поедем домой?
Дул легкий ветерок, когда они стояли у выхода, ожидая экипаж.
Марина слегка поежилась и внезапно почувствовала себя очень усталой и разочарованной.
В глубине души она действительно ждала, что Саймон хотя бы признается ей в любви…
— Пойдемте, экипаж подан.
Мелодичный голос Саймона прервал ее мысли.
Он помог девушке забраться в экипаж, а затем сел очень близко к ней. Марина не могла не заметить, что Саймон выглядит немного рассеянным.
«Возможно, у него на уме кто-то другой, — сказала себе Марина, — а со мной он просто любезен».
Наконец экипаж остановился перед домом Соланжей. Саймон выскочил первым и помог Марине сойти на мостовую.
Девушка видела, что дом почти полностью погружен в темноту и все его обитатели, скорее всего, мирно спят.
— Придется ступать очень тихо, чтобы не разбудить Элен. Надеюсь, она не стала меня дожидаться, — сказала Марина, когда дворецкий открыл для них парадную дверь.
— Мадемуазель Фуллертон, — тихим голосом сказал он. — Я рад, что вы вернулись, потому что вот это пришло вскоре после вашего отъезда. Мадемуазель Моника хотела отправиться следом, но отец ей не позволил.
Дворецкий вручил Марине нечто похожее на телеграмму. Девушка зажала ее в руке, чувствуя, как заколотилось в груди сердце.
«Что, если это дурные вести?» — подумала она, глядя на подпись на конверте.
Марина так сильно задрожала, что Саймону пришлось взять ее за руку.
— Что это, Марина?
— Не знаю, — тихо ответила она, — похоже, это из дому.
— Вы должны открыть конверт, chérie. Не бойтесь, мы все вас поддержим.
Марина сделала глубокий вдох и разорвала конверт…
Открывая телеграмму, Марина думала, что сердце выскочит у нее из груди.
— Нет, я не могу ее прочесть! — внезапно сказала она. — Я не вынесу, если это еще одно дурное известие.
Как раз в эту минуту на вершине лестницы появилась Моника. Растрепанная со сна, она завязывала пояс домашнего халата.
— Я услышала шум и подумала, что вы приехали. Chérie, я так волновалась! Телеграмма, она из дому, n'est-ce pas?[35]
— Да, но мне страшно прочесть ее. Возьми, Моника, сделай это для меня.
— Нет, chérie, это личное. Я не могу.
— Но я прошу тебя.
Марина протянула телеграмму подруге. Моника со вздохом взяла ее и быстро прочла.
— Ну?.. — в нетерпении спросил Саймон.
— Она от Марининого отца, но я не понимаю…
— Что там написано? Скажи мне скорее, — взмолилась Марина.
Моника покачала головой и начала читать вслух:
«Пожалуйста, возвращайся в Лондон при первой возможности. Ничего экстренного не случилось, но ты нужна дома. Искренне твой, папа».
— Какая странная телеграмма, — сказал Саймон, беря Марину за руку. — Что она может означать?
— Понятия не имею. Не может быть, чтобы папа заболел или кто-то умер. Иначе об этом было бы сказано.
— Тогда почему ты должна нас покинуть? — спросила Моника, зевая. — Если это не экстренный случай, я не понимаю, к чему спешка.
— Папа очень волевой человек, как ты прекрасно знаешь, Моника. Если он решил, что нужно что-то сделать, я должна тут же броситься выполнять его желания.
— Но ты так чудесно проводишь время! Разве тебе не жаль уезжать теперь, когда ты завела так много друзей?
Марина коснулась руки подруги.
— Дорогая Моника, я вернусь. У папы было время переосмыслить свою позицию, и, возможно, он понял, что мне все-таки лучше быть дома, рядом с ним.
Моника снова зевнула и повернулась, чтобы уходить.
— Я возвращаюсь в постель, chérie, мы еще поговорим об этом утром. Я попрошу камеристку узнать расписание поездов и пароходов до Лондона. Спокойной ночи.
Саймон нежно взял Марину за руку.
— Марина, хотите выпить со мной бренди? Или пойдете спать?
— Нет, спасибо. Думаю, я отправлюсь в постель. Нужно попросить Элен немедленно начать сборы.
— Но ведь не в такой поздний час? — отозвался он с удивлением на лице.
— Нет, — сказала Марина, усмехнувшись. — Я оставлю это до утра. Спокойной ночи. Еще раз спасибо за чудесный вечер.
На миг Марине показалось, что Саймон обязательно поцелует ее. Она читала в его глазах, что ему хочется нежно обнять ее, однако он сдержался.
— Спокойной ночи, Саймон, — шепнула она разочарованно.
* * *
Утром Марина показала Элен телеграмму от отца.
— Что ты об этом думаешь? — спросила девушка, протягивая ее служанке.
Элен взяла послание, а потом принялась медленно качать головой.
— Трудно сказать, мисс, но, возможно, он одумался. Ваш отец не жестокий человек, он просто был раздавлен горем.
— Да, это правда, — согласилась Марина, — но он пишет так странно, никакой теплоты… Если бы папа хотел, чтобы я вернулась домой навсегда, то, наверное, сказал бы иначе.
— Ах, мисс, вы же знаете мужчин. Они никогда не говорят, что у них на уме.
Марина ответила взглядом, полным непонимания. Она была настолько неопытной в житейских вопросах, что не имела представления, о чем говорит Элен.
«Мне нужно столькому научиться, — думала Марина. — Я очень наивна. Такой человек, как Саймон, может многое для меня открыть».
