В определенной степени он прав, этого нельзя отрицать. Роберт ясно давал ей понять, что хозяйкой на балу будет она. И Синтия принялась за письма. Интересно, как соседи отнесутся к тому, что она приглашает своих старых знакомых в свой бывший дом, желая познакомить их с новым владельцем и его дочерью?
Сара недвусмысленно высказалась о тайных опасениях, тревоживших подругу.
— Они тут же скажут, дорогая, что ты не прочь его окрутить. Ну и что? Все явятся взглянуть на него из простого любопытства.
— Ну, уж подобных разговоров, надеюсь, по округе не пойдет, — рассердилась Синтия, отлично при этом понимая, насколько верно предположение Сары.
— Если подобных разговоров не пойдет, — отвечала Сара, — значит, местная публика особенная, ни на кого на свете непохожая!
Конечно, пересудов не избежать, Синтия отлично себе представляла, как местные кумушки будут шептаться в изумлении: «Что она себе позволяет — эта Синтия Морроу!»
Цель происходящего предельно ясна — Микаэле требуется поддержка, покровительство. Но почему на роль дуэньи выбрана именно она?
Однако, увидев снова «Березы», она готова была все простить Роберту Шелфорду — дом стал прекрасным. Новый хозяин почти ничего не изменил, и все же, безусловно, незначительные, малозаметные улучшения возможны лишь при огромных денежных затратах.
«Березы» стали такими, какими снились ей. Когда во сне ей грезилось, что она — их хозяйка и рядом Питер. Как ни странно, Синтия не испытала глубокой и мучительной тоски, которая, как она боялась, охватит ее, случись ей снова побывать в своем доме. И Роберт Шелфорд, казалось, здесь по праву. И самое поразительное, — вопреки ее страхам, — воспоминания о Питере не нахлынули с новой силой.
В Микаэле же был какой-то особый артистизм, и она так хороша! Наблюдая за ней, Синтия забывала, что эта девушка в «Березах» — чужая.
Роберт с той особой внутренней силой, которой невозможно противиться, овладел вниманием Синтии — в разговоре с ним она отвлекалась от других мыслей. Обсудить следовало многое, продумать все детали — Синтию с той минуты, когда ее столь настойчиво и беспощадно вынудили прийти на помощь, захлестнул истинный водоворот.
— Не ограничивайте себя в расходах, — повторял Роберт, — распоряжайтесь всем, как вам угодно. Единственное, о чем я прошу — пусть все будет сделано наилучшим образом.
При этом он смотрел на Микаэлу, добавляя еле слышно:
— И ей должна улыбнуться судьба!
Синтия не могла в такие минуты понять его. Микаэле и так неслыханно везет в жизни, — думала она. — Чрезвычайно удачливая юная особа!
Интересно, что из себя представляла ее мать. Была ли она счастлива с Робертом? Сколько они прожили вместе? Не в правилах Синтии было задавать такого рода вопросы, но Сара открыто выражала при девушке свое любопытство, получая, как отметила Синтия, весьма уклончивые, пустые в сущности ответы.
По мнению Синтии, в том, как прошло детство Микаэлы крылась некая тайна — разговоры о прошлом, по-видимому, были ей неприятны, а о матери она отзывалась сдержанно, была осторожна в оценках, немногословна. Роберт же вообще никогда не упоминал о жене. Наверное, брак был крайне неудачным и несчастливым.
За два дня до бала Микаэла, подробно описывая наряд, который выбрала для этого вечера, вежливо спросила:
— А что вы наденете, мисс Морроу?
— Я как-то об этом не подумала, — призналась Синтия. — У меня есть несколько вечерних платьев, лежат запакованные, мне они уже много лет не нужны. Надо не забыть их завтра достать.
— Вы хотите сказать, что еще не выбрали туалет для такого события? — спросил Роберт, присутствующий при разговоре.
Синтия взглянула на него и улыбнулась.
— У меня не было времени подумать о себе, — сказала она. — Мой туалет не имеет значения, все взоры будут устремлены на Микаэлу.
— Порой я вообще не могу понять, чувствуете ли вы себя женщиной.
Он произнес эту фразу очень тихо, внимательно глядя ей в глаза, и что-то в душе Синтии дрогнуло. С минуту он удерживал ее взгляд, потом она отвернулась и тихо произнесла:
— Я вас не посрамлю.
— В этом я уверен, — отозвался Роберт.
Микаэла, которую не интересовал их диалог, вышла в сад. Синтия осталась наедине с Робертом. Он по-прежнему не сводил с нее глаз.
— Не могу понять, почему от Девонширов нет ответа, — торопливо заговорила Синтия. — Герцогиня сообщила миссис Хаслип, что приедет, но записки в ответ на приглашение не прислала.
Она сказала это, чтобы хоть что-то сказать, заполнить неловкую паузу.
— Что с вами происходит? — тихо спросил Роберт.
— Я не хотела бы этого обсуждать…
— Почему? Вы думаете, я не вижу, как вы несчастны?
— Что поделаешь, — просто сказала Синтия.
— Как это «что поделаешь»? — передразнил он с некоторым раздражением. — Вы так хороши собой, привлекательны и попусту растрачиваете дар судьбы.
Синтия была поражена. Он улыбнулся странной улыбкой.
— Разве вы не знаете, что прелестны? — спросил он. — Что к вам влечет мужчин?
Последние слова были сказаны с особым значением. Синтия залилась краской.
— Прошу вас, мистер Шелфорд!
— Почему вы боитесь это услышать? Женщине не следует бояться, если ей говорят, что она неотразима.
Синтия встала.
— Вы не должны вести со мной подобных разговоров. Я не желаю слушать! Я готова помочь вам, но…
— Вы боитесь жизни, боитесь вернуться к ней!
Он подошел совсем близко, и Синтия чувствовала его магнетизм, животворную силу, которую он излучал, и от этого ее снова бросило в дрожь.
— Я… я… не могу этого объяснить, — проговорила она, запинаясь.
— То есть, не хотите!
— Да, не хочу.
Она рассердилась и поглядела на него с вызовом.
— Вот так лучше! Это мне нравится! Вы даже умеете сердиться. Оказывается, не такая уж вы безмятежная и сдержанная, хоть и прячетесь от жизни.
— Быть может, ваши слова и справедливы, но у меня есть причины не доверять жизни. Причины весьма основательные… И, если можно, прекратим этот разговор! — заключила Синтия.
— Ни в коем случае! Вы молоды, красивы, но не живете, нет, вы существуете. Как бы мне хотелось разбудить вас, научить жить, заставить понять истинный смысл жизни.
— Мистер Шелфорд, если вы намерены продолжать в том же духе, я покину этот дом, и ноги моей здесь больше не будет! Предупреждаю вас!
— Ну, и трусиха вы! — заметил он с улыбкой, и в голосе послышалась нежность.
Внезапно он взял ее руку и поднес к губам, — кожу обожгло поцелуем, — потом повернулся и тут же вышел из библиотеки. Синтия, глядя вслед, против воли снова залюбовалась его легкой, упругой походкой. Она пыталась убедить себя, что исполнена негодования, но в то же время ею овладел и вихрь совсем иных чувств.
