Цезарь, казалось, чувствовал то же самое. Взгляды обоих мужчин на короткое время встретились.
— Но я… я вернусь! — произнес Макандаль. Его голос стал крепче, видимо, начало действовать болеутоляющее.
Мирей, которая опустилась на пол рядом с ложем своего мужа, нежно погладив его лицо, кивнула.
— Да, дорогой, — ласково сказала она. — Ты вернешься в виде волка и разорвешь наших врагов. Вернешься в виде змеи, чтобы их отравить…
Макандаль покачал головой так яростно, что Виктор стал опасаться новых судорог.
— Нет… нет… я буду… я не буду… волком… Волк может убить десятерых, а… одна змея… может отравить двадцать человек… Но я… — Его взгляд просветлел. Макандаль посмотрел на своих сторонников, прежде чем продолжить, и при этом горящими глазами словно заглянул в будущее. — Я вернусь в виде насекомых, москитов, комаров… имя мое будет легион… Я убью тысячи и тысячи… Мы будем свободны… все мы будем свободны! Я — Дух!
— Ты — Дух! — повторил один из мужчин.
А затем заговорили все сразу:
— Ты — Дух! Ты — спасение, ты — мессия, ты — посланец Божий…
Мужчины и женщины повторяли это снова и снова, и на лице Макандаля появилась улыбка, когда он наконец закрыл глаза.
— Он умер? — хриплым голосом спросил Джеф.
Виктор покачал головой.
— Нет, он спит. Может быть, он проснется еще раз, но так… так для него лучше.
Врач глубоко вздохнул. Видение Макандаля было впечатляющим, и такой же была реакция его сторонников. Даже он, Виктор, был тронут его голосом и силой его убеждения. При этом слова умирающего были бессмысленными. Укусы комаров никому не приносили смерти.
Макандаль умер в четвертом часу нового дня. Мирей надеялась, что он еще успеет увидеть восход солнца, но затем все очень быстро подошло к концу. Виктору хотелось пожелать предводителю повстанцев скорого конца. Черный мессия еще дважды приходил в сознание. Он повторял свои видения и снова призывал своих сторонников к борьбе. В самую последнюю очередь он обратился к Джефу.
— Ты будешь продолжать борьбу, брат, — простонал Макандаль, — до тех пор, пока мы не станем свободными?
Джеф посмотрел ему в глаза, как тогда, когда Дух впервые обратил к нему свои слова.
— Я не люблю ждать, — сказал он.
Лицо Макандаля исказилось в ухмылке.
— Ни один… хороший мужчина не любит ждать, — прошептал он.
А затем он закрыл глаза.
— Однако месть — это такое блюдо, которым нужно наслаждаться, когда оно холодное, — повторил Джеф слова, с которыми Дух когда-то обратился к нему. — Он… мертв, доктор?
Виктор пощупал пульс Макандаля.
— Да, — произнес он спокойно. — Теперь он мертв. Сожалею. Мои… мои искренние соболезнования, мадам Макандаль…
Он повернулся к Мирей. Она, однако, казалось, не слышала его. Всхлипывая, женщина прижимала к груди голову мужа.
— И что теперь? — спросил один из маронов и посмотрел при этом на Джефа.
Тот выпрямился. За последние часы у него было достаточно времени, чтобы подумать.
— Мы никому не расскажем об этом, — проговорил он отчетливо. — Никому. Каждый из нас должен поклясться молчать. Даже перед людьми из лагеря.
— Молчать? — спросил другой марон. — О смерти Духа? Почему? И как мы можем хранить это в тайне? Люди из лагеря будут спрашивать, где он.
Джеф оттопырил губы.
— Мы видели, как он исчез, — заявил он. — Макандаль спрыгнул с костра. Мы хотели поймать его, увести оттуда, но он исчез. Он… вознесся к Богу или к духам. Кто знает? Однако он жив. Макандаль хранит нас, где бы он ни был. И он возвратится…
Первый из маронов все понял и улыбнулся.
— Мы будем вселять мужество в души людей! — воскликнул он.
Джеф кивнул.
— Мы будем продолжать борьбу. Мы не сдадимся. Мы сами теперь являемся Духом!
Мужчины возликовали, а в глазах молодой худощавой женщины читалось восхищение. Виктор осторожно освободил мертвеца из объятий плачущей Мирей и накрыл полотняной тканью его лицо.
— Что делать с трупом? — спросил первый марон.
Второй указал на Виктора.
— И что делать с доктором? — осведомился он. — Он определенно не будет молчать! — С этими словами мужчина вынул нож.
Джеф вырвал нож у него из рук.
— Не будь дураком, Томас! Конечно, доктор будет молчать. Или ты думаешь, будто он станет бегать по городу и рассказывать о том, что лечил Макандаля? Но даже если он заговорит об этом, он белый, и ему никто не поверит.
Виктор облегченно вздохнул, когда мужчина спрятал нож.
— Значит, доктор может уходить? — спросил он у Джефа.
Джеф кивнул.
— Конечно. — Он поклонился Виктору. — Я очень благодарен вам, доктор. Это было… очень милосердно с вашей стороны. Бонни всегда говорила, что вы милосердный человек. Над этим я действительно смеялся. Не над тем, что вы были простодушным человеком и ничего не замечали по поводу Деирдре и меня. Но то, что кто-то в этом мире… милосердный, добрый, это было… я не мог в это поверить. В любом случае я не милосердный. И для Деирдре будет лучше, если она останется с вами. Ей гораздо лучше с вами, чем со мной. И Бонни тоже. Пожалуйста, оставайтесь милосердным. Будьте таким же для… для Деде. Она ни в чем не виновата. Если кто-то и виноват… если в этом и была чья-то вина… то только моя. Как бы то ни было, все кончено. Я больше никогда не увижу Деирдре. Даю вам слово.
Виктор не знал, многого ли стоит слово бунтовщика, однако готов был поверить Джефу. Он еще раз взглянул на всхлипывающую Мирей, которая продолжала обнимать труп Макандаля. Мароны хотели унести его тело, но она не могла оторваться от него. При этом она, конечно, должна была простить своему мужу гораздо больше, чем Виктор Деирдре.
— Тогда я пойду, — только и сказал доктор и взял свою сумку. — Уже поздно. Моя… моя жена будет волноваться…
Джеф проводил Виктора до одной из больших улиц — в узких переулках за тавернами врач легко мог заблудиться. Виктор ожидал, что Джеф передаст привет Деирдре, но тот молчал.
— Я передам привет от вас Бонни, — в конце концов сказал Виктор.
Джеф улыбнулся.
— Да, передайте Бобби привет!
Он долго смотрел вслед врачу, пока тот не исчез из виду.
Однако когда Джеф повернулся, чтобы уйти, он увидел, что позади него стоит Сималуа. Она прокралась вслед за мужчинами тихо, как кошка.
— Ему не нужно передавать привет Бонни, — произнесла она ледяным тоном. — Ты еще увидишь Бонни, когда будешь сопровождать меня, пока мы не уйдем назад в горы. Другие похоронят Духа, а ты и я заберем ребенка.
Глава 11
