Карл улыбнулся:
— Честно говоря, джентльмены, я виноват больше всех, что так долго пребывал за границей. За эти четыре дня я не встретил человека, который не сказал бы мне, что всегда желал моего возвращения.
Окружающие засмеялись. Теперь они снова были дома, снова хозяева, а не надоедливые нищие, слонявшиеся из страны в страну, теперь они смеялись с легким сердцем. Прошедшие годы начали уже покрываться патиной, ведь они знали, что у этой истории счастливый конец, поэтому можно относиться к ней, как к романтическому приключению.
Карл, которому помогали раздеваться, повернулся и тихо спросил:
— Она пришла, Проджерс?
— Ожидает внизу, сир.
— Хорошо.
Эдвард Проджерс служил пажом тайного хода его величества. Он вел частные сделки, передавал деньги, разбирал тайную корреспонденцию и был сводником у короля. Его положение при дворе считалось весьма престижным и требовало немало энергии.
Наконец придворные гуськом вышли и оставили Карла в покое. Он лениво помахал им рукой. Проджерс тоже вышел через другую дверь. Карл в высоких сапогах для верховой езды, в бриджах до колен и в белой сорочке с длинными рукавами подошел к открытому окну, нетерпеливо щелкнул пальцами. Он ждал. Ночной воздух был полон свежести и прохлады, внизу текла река, несколько небольших барж замерло на якоре. Фонари на баржах, отражаясь в воде, трепетали, как мотыльки над костром. Дворец стоял на излучине Темзы, и бесчисленные костры в городе создавали отсвет в ночном небе. Вспыхивали желтые огни праздничных фейерверков, а когда ракеты падали в воду, раздавалось шипение. Снова и снова грохотали выстрелы из пушек, слышался звон колоколов.
Несколько минут Карл печально и задумчиво смотрел в окно. Он казался усталым и разочарованным, совсем не похожим на короля, который с триумфом вернулся к своему народу. За его спиной раздался скрип открываемой двери, он резко обернулся на каблуках, и его лицо осветилось восхищением.
— Барбара!
— Ваше величество!
Она склонила голову, сделала низкий реверанс, и Проджерс, пятясь, тихо вышел из комнаты.
Она на несколько дюймов была ниже Карла, но достаточно высокой, чтобы выглядеть импозантной. Фигура Барбары с большим бюстом, узкой талией, предполагающей роскошные бедра, была великолепной. Ноги скрывала широкая атласная юбка. Поверх платья на ней превосходно смотрелась фиолетовая бархатная накидка с воротом из черной лисицы, а в руках она держала большую муфту из такого же меха, муфту украшали многочисленные аметисты. Темно-рыжие волосы оттеняли чистое белое лицо, и цвет накидки, отражаясь в ее голубых глазах, придавал им фиолетовый оттенок. Красота Барбары казалась вызывающей, почти агрессивной, в ней жила чувственность и необузданная страсть.
Карл сразу же подошел к ней, обнял и поцеловал в губы. Когда он отпустил ее, Барбара откинула муфту, сбросила накидку, прекрасно понимая, что он наблюдает за ней. Она протянула к нему руки, и Карл жадно схватил их, прижимая к себе.
— О, это было чудесно! Как они любят вас! Он улыбнулся и слегка пожал плечами:
— Они любили бы всякого, кто предложил бы им избавление от армии.
Барбара освободилась от его объятий, подошла к окну, откровенно кокетничая.
— Вы помните, сир, — тихо спросила она, — как вы сказали, что будете любить меня, пока не вернете себе королевство?
— Я думал тогда, что так будет тянуться вечно, — улыбнулся он.
Он подошел к ней сзади, обнял за грудь, прикоснулся губами к ее затылку. Голос Карла был глухим и низким, лицо выражало требовательное нетерпение. Барбара крепко ухватилась за подоконник; она откинула голову назад, но глаза не отрываясь глядели в ночное небо.
— Ну, так как — вечно?
— Ну конечно, Барбара. И я тоже останусь здесь навсегда. Пусть будет что будет, но одно я знаю — я никогда больше не отправлюсь странствовать.
Он неожиданно взял ее одной рукой под колени и поднял.
— Что думает месье по поводу вашего отсутствия? — «Месье» они называли ее мужа.
Она прикоснулась поцелуем к его гладко выбритой щеке.
— Я сказала ему, что переночую у моей тети, но думаю, он догадывается, что я здесь, — презрительная гримаса исказила ее лицо. — Роджер — дурак!
Эмбер сидела перед зеркалом, висевшим над туалетным столиком.
На ней было платье с глубоким вырезом, отделанное кружевами и лентами, сшитое из тонкого белого полотна, с пышными рукавами до локтя и пышной длинной юбкой. Поверх платья — баска, талию плотно стягивал корсаж на шнуровке, отчего грудь выглядела более высокой. Корсаж стягивал талию на два дюйма, хотя и без него она была всего двадцать два дюйма. Правда, в таком облачении Эмбер почти не могла дышать и нагибаться, но зато казалась себе модной и ради этого согласилась бы и не на такие мучения. Она подтянула юбку выше колен и поэтому могла видеть свои скрещенные ноги в черных шелковых чулках с кружевными подвязками, с бантиками под коленками и в черных атласных туфельках на высоких каблуках.
За спиной Эмбер суетился франтовато одетый низкорослый человечек, месье Бодлер. Он только что приехал из Парижа и считался мастером, способным превратить голову англичанки в головку парижанки. Он работал уже больше часа, перемежая английский и французский с сальными словечками, вроде «губительница сердец», «локоны для поцелуя» и «любимые местечки». Большую часть его речи она не понимала, но с замиранием сердца следила за его манипуляциями: гребешки, ароматные притирания, щетки и шпильки так и мелькали.
Теперь ее волосы стали цвета жженого сахара и блестящими, как атлас. Они разделялись посредине и лежали, как корона, пенистыми волнами. Набриолиненные локоны спускались ниже плеч, поддерживаемые невидимыми гребешками, отчего казались еще гуще. На затылке куафер поднял волосы вверх, заплел и уложил высокой волной, закрепив длинными шпильками с золотыми головками. Такие прически, заявил мастер, носят все светские дамы. Его творение преобразило Эмбер, она стала пикантной и соблазнительной. Куафер, как кондитер, украшающий свой шедевр, приделал маленькие бантики из черного атласа на виски Эмбер, отошел назад, хлопнул в ладоши и наклонил голову, как любопытная птичка:
— Ах, мадам! — вскричал он, видя не мадам, а только ее прическу, работу своих рук. — О, мадам! Cest magnifique! Cest un triomphe!..[12] — он захлебнулся словами, закатил глаза и развел руками. — Это прекрасно!
Эмбер согласилась с ним:
— Силы небесные! — Она повертела головой, держа ручное зеркало так, чтобы видеть и сбоку, и сзади. — Брюс не узнает меня!
На шитье платья ушло шесть недель, потому что все хорошие портные и закройщики в городе получили слишком много заказов. Но мадам Дарнье обещала закончить платье сегодня, после полудня, а его светлость сказал, что поведет ее, куда она захочет. Поэтому Эмбер считала дни, ибо пока что у нее было мало развлечений, разве что смотреть из окна на толпы народа да выбегать за покупками к каждому проходящему разносчику. Лорд Карлтон большую часть времени отсутствовал — где, она не знала, и хотя он купил коляску, которая находилась обычно в ее распоряжении, Эмбер стеснялась выезжать в деревенской одежде.
