— Там было кое-что и похуже. В то время я находилась под влиянием идей Ладислава и его друзей. Во всяком случае, старалась делать все, чтобы не потерять своего.
— А он был вашим любовником? — несколько растерянно спросил Морозини.
Глаза, которые были устремлены на него, выражали полное простодушие.
— Ну, в каком-то смысле… да. И поскольку я делала все, чтобы угодить ему, то давала обещания, заверяла, что помогу… как это говорили Ладислав и его друзья? — вот, вспомнила: ощипать каплуна-капиталиста. Вы можете себе представить, какое впечатление произвели бы подобные откровения на моего мужа?
— Очень хорошо себе представляю. Могу домыслить, что было дальше: вы тронули сердце Фэррэлса печальной историей кузена, который впал в нищету и чудом обрел…
— Примерно так оно и было. Только я сказала, что это сын моей кормилицы, и Эрик тотчас дал ему место лакея.
— Ну прямо как в романе. Кормилицам в романах отводят особое место, их отпрыски всегда оказываются развращенными негодяями, мерзавцами, но зато чертовски романтичными. И разумеется, он и убил сэра Эрика.
— Да. Думаю, что это входило в его планы. Но он поостерегся мне об этом сообщать.
— Тогда почему, черт побери, вы не рассказали все это полиции и позволили себя арестовать? Вы могли бы разрушить обвинения секретаря!
— Нет, это было невозможно! Моя жизнь оказалась бы под угрозой. Поймите же! Ладислав не один приехал в Англию. У него есть товарищи… ячейка, как они это называют.
Они следят за ним, забирают то, что ему удается выручить, и помогают бежать в случае опасности. Он предупредил меня совершенно недвусмысленно: если я хоть одним словом обмолвлюсь, наведу полицию на его след, мне тогда…
— Тогда вам не придется ждать ни жалости, ни пощады, — медленно выговорил Альдо. — Вас приговорят к смерти.
— Именно так. Поэтому я и утешаю себя тем, что в тюрьме по крайней мере мне некого опасаться. Здесь я нахожусь под защитой.
— Но только не от веревки, которая вас подстерегает.
Поймите же, бедное дитя, что, если не найдется настоящий убийца, вас попросту повесят!
— Нет, я в это не верю. Скоро вернется из Америки мой отец. Он сумеет меня защитить. Он возьмется за дело куда лучше, чем тот юнец, который выступал вместо сэра Джефри Хардена. Отец найдет хорошего защитника.
— Кстати, — произнес Альдо, вытаскивая из кармана записку, — мне порекомендовали очень способного и удачливого адвоката. Здесь написаны его фамилия и адрес.
— Кто вам его порекомендовал?
— Вам покажется это странным, но рекомендация исходила от высокого полицейского чина. К тому же оказалось, что я и сам немного знаю сэра Десмонда Сент-Элбенса.
Большой симпатии он мне не внушает, но говорят, стоит ему облачиться в парик адвоката, он обнаруживает мертвую хватку и не успокаивается, пока не одержит победу. Хотел бы добавить, что обойдется он вам дорого, но, возможно, деньги не главное в создавшейся ситуации.
Анелька взяла бумагу и зажала ее в руке.
— Спасибо, — сказала она. — Я обращусь к нему.
Деньги в самом деле не имеют значения.
В эту минуту в камеру вошла надзирательница.
— Время свидания истекло, сэр…
— Еще одно слово, — попросил Морозини, поднимаясь. — Когда вы увидитесь с вашим новым защитником, расскажите ему все как было. Всю правду до конца. Кстати, как фамилия вашего Ладислава?
— Возински. А почему вы спрашиваете?
— Вам не кажется, что будет лучше, если и его самого, и его банду арестуют? Тогда вам нечего будет бояться. Постарайтесь сохранить надежду, Анелька. Я думаю, что сумею повидать вас еще раз. Скажите, может быть, вам что-нибудь нужно?
— Ванда принесет мне необходимые мелочи…
И не прибавив больше ни слова, не обнаружив хоть каким-нибудь незначительным жестом, что визит был ей приятен, молодая женщина подошла к дожидавшейся ее надзирательнице, которая уже нетерпеливо гремела ключами. Альдо не мог вот так просто расстаться с бедной узницей, он окликнул ее:
— Анелька! А вы уверены, что больше не любите человека, которого так старались защитить?
— Только вы, Альдо, могли задать мне такой вопрос! Но я уже ответила на него в своей записке, и с тех пор в моей душе ничего не переменилось…
И тут свершилось маленькое чудо, на которое бывает способна только любовь, — Альдо показалось, что луч солнца, пройдя сквозь толстые тюремные стены, проник в камеру, осветил и согрел мрачные серые своды. Князь покинул тюрьму в каком-то упоении, ноги словно сами несли его….
Альдо уже подходил к поджидавшему его такси, как вдруг совсем рядом остановилось другое. Широко распахнулась дверца, из такси вылезла немолодая полная женщина и принялась с трудом вытаскивать объемистый и, похоже, тяжелый чемодан. Альдо из присущей ему любезности поспешил ей на помощь.
— Предоставьте ваш чемодан мне, сударыня. Он слишком тяжел для вас!
— Спасибо вам, сударь, — по-английски, но с сильным акцентом сказала женщина и внезапно расплакалась. Присмотревшись внимательнее, Альдо узнал Ванду, преданную служанку Анельки, которая, как видно, привезла ей те самые необходимые «мелочи», о которых она упомянула во время свидания.
— Синьор Морозини, — также узнав его, не могла удержать рыданий Ванда. — Вы… так вы, оказывается, здесь!
Какое счастье, господи! Какое счастье!
Ванда плакала навзрыд, не в силах остановиться.
— Раз уж вы так рады мне, то вытрите ваши слезы, — попытался успокоить ее Альдо. Ему вдруг пришла в голову мысль, которая весьма его озадачила. — Почему вы приехали на такси? — спросил он. — Неужели в доме сэра Эрика нет машины?
— Для моей бедной госпожи в этом доме ничего нет, нет и машины, — возмущенно отозвалась Ванда, почти справившись со слезами и со своим акцентом. — Этот отвратительный мистер Сэттон, секретарь сэра Эрика, запретил мне пользоваться машиной под тем предлогом, что ничем нельзя помогать… убийце! И все это так ужасно…
— Похоже, этот англичанин плохо знает законы своей страны: он забыл о презумпции невиновности. Никто не может считаться виновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в суде.
— А почему тогда моя бедняжка сидит в тюрьме?
— Пока идет следствие, она находится в камере предварительного заключения. Этот чемодан, по всей вероятности, предназначается для нее?
— Да. Она просила привезти ей все необходимое. Бедный мой ангелок, она ведь так…
Альдо оборвал панегирик словоохотливой Ванды в честь своей госпожи, который мог затянуться надолго, и направился с чемоданом к дверям Брикстона. Потом он предложил Ванде подождать ее и отвезти домой.
