— Кэтрин.
Он сделал к ней шаг.
Он прошептал:
— Это была любовь. То, что случилось той ночью, была любовь. Но я был настолько пристыжен... Я чувствовал себя так неловко и был так несчастен, зная, что ты предпочла его, но будешь вынуждена выйти замуж за меня. Если бы я только знал. О, Боже, если бы я только знал.
Ее руки все еще закрывали лицо. Он взял ее за плечи, и развернул к себе. Но она не убрала руки и не подняла голову.
— Вот что случается, когда один человек не подает никаких сигналов вообще, а другой подает только неправильные, — сказал он. — Когда нет никакого общения.
Она ничего не сказала.
— Я решил подождать три года, — продолжил он. — Я думал, что, возможно, за это время твоя любовь к нему охладеет, и мысль выйти за меня замуж покажется разумной. Я не собирался принуждать тебя. Я думал, что, возможно, если я буду обходиться с тобой по-доброму, ты постепенно привяжешься ко мне. В позапрошлом и прошлом годах меня задержали обстоятельства. В этом я приехал.
Она кивнула.
— Я любил тебя каждое мгновение каждого дня в течение этих пяти лет, — сказал он. — Я жил ради этой поездки. Я жил надеждой. Я не знаю, что буду делать, если эта надежда будет уничтожена. Я не буду знать, как жить без нее.
— Вы были так холодны, — сказала она. — Всегда настолько холодны. Я никогда не понимала, почему я люблю вас.
Он сжал запястья ее рук и отвел их от лица. Она приподняла голову, чтобы посмотреть на него, и теперь в выражении ее глаз была обнаженная и безошибочная тоска.
— Не всегда, — сказал он. — Ты должна помнить ту ночь, Кэтрин. Ты не могла забыть. Это был настоящий я. Я прорвался сквозь барьеры моего воспитания. И сейчас я настоящий. Я никогда вот так не говорил. Это невероятно трудно. Возможно, именно поэтому я провел весь вчерашний день, вырезая ложки, пока я, наконец, не изготовил этот жалкий экземпляр. Делать это все же легче, чем разговаривать.
Он внезапно засмеялся, скорее нервно, чем счастливо.
— О! — сказала она, ее глаза расширились. — Я никогда не видела, чтобы вы прежде улыбались.
Но он не мог удерживать улыбку.
— Я должен спросить об этом еще раз, — сказал он. — Я попрошу в последний раз, Кэтрин, я обещаю. Ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста, ты выйдешь за меня? Не потому, что это — разумная вещь. Не потому, что это будет избавлением от этого места — это место на самом деле, скорее, просто прекрасно. И не потому, что у тебя есть потребности или потому, что ты хочешь детей. А потому, что я предлагаю свое сердце. Выйдешь за меня?
— Да, — прошептала она. — О, да. Да, милорд.
— Джон, — сказал он.
— Джон.
И тогда он снова улыбнулся ей.
И заметил, что ее рука потянулась к ложке и сильно обхватила ее. Затем она улыбнулась, сначала робко, а затем с тем самым солнечным светом, который заставил его полюбить ее пятью годами прежде.
Она была как в бреду. Она едва верила, что все это происходит на самом деле.
— Вы не собираетесь задать тот, другой вопрос? — спросила она.
— Другой вопрос? — Он ближе наклонил голову и вопросительно глянул на нее.
— Другой вопрос, который вы задавали мне в библиотеке, — ответила она.
Секунду он казался озадаченным, а затем улыбка — поразительно привлекательная улыбка — снова появилась в его глазах.
— Можно мне поцеловать тебя? — спросил он.
— Да. — Она кивнула и засмеялась. — Да, этот вопрос. И да, можно.
Она внезапно обрадовалась, что бриз должен был посечь ей щеки, замаскировав тем самым ее смущенный румянец.
Он поцеловал ее.
И тогда она поверила. Это было таким незнакомым и таким замечательным переживанием, что его невозможно было вообразить. И таким чувственным. Его руки крепко обхватили ее талию, ее руки — его шею, и его рот приоткрылся при встрече с ее ртом. Она приоткрыла его в ответ, и они поцеловались глубоко, тепло и томительно медленно. Не обращая внимания на колли, которая, лая, прыгала рядом.
— М-м, — Его синие глаза, пристально вглядывавшиеся в ее, были сонными от того, что она могла истолковать только, как желание. — Даже лучше, чем я помнил.
Она улыбнулась и потянулась, чтобы пригладить локон, упавший на его лоб.
— Пойдем и сообщим тете Хэтти и тете Марте? — спросила она.
— И приходскому священнику, — сказал он. — Дома у меня есть специальная лицензия. Я надеялся, что она мне понадобится. Или ты предпочтешь подождать, пока мы не вернемся к твоей семье?
Она покачала головой.
— Моя семья — здесь, — сказала она.
Он кивнул и поцеловал ее в кончик носа.
— Владелец Ти Маура навязывал мне усадьбу, — сказал он. — Купить? Давай сделаем ее нашим домом для особых посещений?
Она рассмеялась.
— Стоя здесь, мы составим план на весь остаток нашей жизни? — спросила она.
— Почему бы и нет, — ответил он, снова целуя ее, и рассмеялся вместе с ней.
— Джон, — сказала она и закрыла глаза. — Джон. Это имя тебе подходит.
— Прилив вскоре прикончит мои сапоги, — сказал он, поворачивая голову. — Пойдем назад? Прежде, чем мы пойдем к твоим тетушкам, я должен показать тебе кое-что.
— Что? — улыбнулась она ему.
Но он не стал говорить. Он взял ее руку, переплел их пальцы, и они живо пошли назад к дюнам, иногда о чем-то переговариваясь, иногда сохраняя непринужденное, счастливое молчание. Свободной рукой она крепко держала свою ложку — свою любовную ложку. Он повел ее по дюнам к воротам в парк Ти Маура, а дальше через лужайку — в лес.
— Вот, — сказал он, наконец остановившись и указывая рукой, — то, ради чего ты нарушала границу владения, не так ли?
— О! — Она посмотрела вокруг себя, в горле перехватило дыхание, слезы застлали глаза. Везде, повсюду вокруг них, цвели нарциссы. Яркие желтые трубки смелой надежды и радости. — О, да, я всегда приходила сюда, чтобы увидеть их. Каждой весной. Нет цветка прекраснее, чем нарцисс.
— Такой же яркий и веселый, как солнце, — сказал он. — Точно, как ты.
Она импульсивно положила голову на его плечо.
— Спасибо, что привел меня сюда, — сказала она. — Это зрелище сделало утро просто совершенным!
— Мы должны всегда быть здесь во время цветения нарциссов, — сказал он. — Мы будем приезжать каждой весной. Возможно, на следующий год мы сможем привезти своего первого ребенка, Кэтрин, и показать их ему.
Она улыбалась, ее щека прижималась к его плечу.
— Да, Джон, — сказала она. — Или ей.
— Только еще один вопрос, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — И сегодня больше уже не будет, обещаю.
Она улыбнулась ему еще раз, приподняв брови.
— Можно поцеловать тебя снова? — спросил он. — Здесь, среди нарциссов?
